Сергей Бельченко - Фронт без линии фронта
— Слушай мою команду! Короткими перебежками к железнодорожной насыпи!
Надо было как можно скорее уходить из-под вражеского огня, во что бы то ни стало соединиться с основными силами отряда. Отстреливаясь, солдаты достигли железнодорожных путей. Но задерживаться нельзя было и тут. Крыгин прислушался. В некоторых кварталах поселка стрельбы не было. «Туда!» Стремительный бросок, и наши воины уже под защитой домов. Но и тут вражеские посты. Минута растерянности, но, придя в себя, японцы начинают бешеное сопротивление. Наконец, путь расчищен. Крыгин приказывает экономить боеприпасы, стрелять только прицельно. Сам он уложил уже с десяток неприятельских солдат.
По его расчетам шоссейная дорога рядом. А оттуда известен путь и к резиденции полковника Минодзумы. Далеко ли от нее сейчас Николай Семин? Мысли мелькают в голове с быстротой молнии. Прежде всего надо содействовать главной группе закрепиться в порту и в городе. Вон в сторону рыбачьей гавани перебежала группа японцев. Конечно, надо немедленно атаковать ее, чтобы обезопасить от внезапного удара во фланг основной леоновской группы…
Бой не затихал ни на минуту. Семь раз малочисленной группе Крыгина пришлось отражать ожесточенные контратаки противника. Выходили из строя бойцы. Иссякли боеприпасы.
Крыгин приказал бойцам отходить к рыбачьей гавани, а сам, собрав у убитых товарищей патроны и гранаты, остался прикрывать отход. Когда защищаться стало уже нечем, Крыгин, превозмогая боль ран, выхватил из ножен убитого японского офицера саблю и зарубил ею еще одного врага. И в тот момент новая боль пронзила героя. Прошив книжечку партбилета, вражеская пуля смертельно ранила его. Какое-то время Крыгин смотрел в небо, и в его голове одна за другой быстро проносились картины его жизни… «Ах, да, бой… Бой был жестоким!.. Прорвутся ли наши к своим?..»
Медленно и боязливо приближались самураи к лежавшему без движения советскому офицеру. Убедившись, что он мертв, они с остервенением стали топтать его ногами, кололи мертвого штыками, и не было предела их бешенству и трусливой злобе…
В то время, когда группа лейтенанта Крыгина дралась на фланге, капитан Семин сумел добраться до помещения японской жандармерии и забрать там уцелевшие документы.
В первый день нашим контрразведчикам сделать большего не удалось. Высадка основных сил десанта задержалась, и отряд Леонова вынужден был временно отойти к сопкам. На другой день, как только в Сейсине высадились свежие подразделения нашей морской пехоты, сопротивление японцев в основном было сломлено, капитан Семин был уже в здании миссии полковника Минодзумы. Здесь от документов остался только пепел. Тщательный поиск документов все же продолжался, и он принес результаты. На дворе, в одной из куч мусора был найден листочек бумаги. Это было заявление одного из местных жителей с просьбой о приеме его на хозяйственную работу при миссии. С этого заявления и началось распутывание сложной паутины шпионской сети Минодзумы.
Расспросив местных жителей, разведчики нашли автора заявления. Это был кореец Пун Чже, жил он в Сейсине. Пун Чже рассказал о том, что накануне отступления японцев начальник миссии приказал всем сотрудникам бежать как можно дальше на юг страны. Как и куда скрылся Минодзума, он не знает, так как в последний день в миссии не был. Однако он высказал предположение, что некоторые сотрудники миссии далеко уйти не могли и скрываются где-то поблизости. Пун Чже рассказал, что в миссии работали двое русских из белоэмигрантов — мужчина и женщина. Последняя, по фамилии Скаковская, была как будто внучкой какого-то русского князя. Мать ее имеет небольшое имение в поселке Новина, что в 30 километрах от Сейсина. Скорее всего она уехала к матери.
Из беседы с Пун Чже выяснилось, что при осмотре японской миссии чекисты не заметили один флигелек, расположенный в глубине двора. Оказалось, что это жилое помещение служило местом отдыха Минодзумы. Было решено осмотреть флигель.
Разобрав диванчик в спальне Минодзумы, чекисты обнаружили в нем крупномасштабную карту Советского Приморья с нанесенной на ней диспозицией советских воинских частей, аэродромов, складов, укреплений, вплоть до отдельных огневых точек.
— Да, основательно поработал господин Минодзума, — сказал начальник оперативной группы капитан 3-го ранга М. В. Потехин, когда капитан-лейтенант Семин положил ему на стол находку. — Ну что ж, карта послужит хорошим изобличительным документом. Главное теперь — найти и арестовать ее автора, Минодзуму.
…Розыск имения Новина не потребовал большого труда.
У крыльца господского дома чекистов встретила пожилая женщина в чепце.
— Вы гражданка Скаковская? — спросил ее Семин.
— Да, я Скаковская.
— Можем ли мы видеть вашу дочь?
— Конечно. Таня, тебя спрашивают, — плохо скрывая волнение, засуетилась старуха.
— Я прошу вас предъявить имеющиеся у вас личные документы, — обратился Семин к вошедшей женщине и прошел вслед за нею в комнату. — Кто вы такая?
— А вы, наверное, уже знаете.
— Постарайтесь ответить.
— Я — Скаковская Татьяна Павловна.
— Ваше последнее место работы?
— Я работала техническим сотрудником в японском представительстве по охране морского района.
— Кто являлся начальником этого представительства?
— Полковник японских военно-морских сил Джундзи Минодзума.
— Где он находится в настоящее время?
— Мне это неизвестно.
— Расскажите подробно о вашей работе в японском представительстве в Сейсине.
Гражданка Скаковская оказалась неглупой женщиной. Она поняла, что с владычеством японцев в Корее покончено и что только откровенным признанием она может заслужить снисхождение у своих соотечественников.
Вот что узнали чекисты из рассказа Т. П. Скаковской.
Это было в июне 1943 года. Неожиданно пришел японский жандарм. Татьяна Павловна очень испугалась. Долго они ехали в закрытой машине. Затем слуга провел ее в кабинет полковника Минодзумы. Внешне Минодзума был очень любезен. Он сообщил, что хорошо знает семью Татьяны Павловны, поинтересовался, каковы ее познания по радиоделу, спросил, имеет ли она приемник и приходилось ли ей на слух записывать содержание радиопередач. Потом он заявил, что в то время, когда решается судьба цивилизации, никто не может оставаться в стороне, что ее семья почти все потеряла в России, когда пришли большевики. Он утверждал даже, что он почти ее земляк, поскольку ему часто приходилось бывать в Петрограде, на родине ее матери. Он рассказал, что тоже дворянин-самурай и тоже кое-что потерял, хотя у них и не было революции. Тут же он предложил ей работать в его миссии, подчеркнув, что она будет получать хорошее вознаграждение — до 200 иен в месяц.
