Богдан Сушинский - Странники войны

— Дык приказано падыскать якое гняздечко варонье.

— На каком это языке ты изъясняешься, солдат? — поморщился фон Тирбах. — Вы что здесь, вообще одичали, языка русского не знаете?

—Да бульбаш он, — рассмеялся ефрейтор, такой же дистрофичномелкий и приземистый, как и «бульбаш».

— Кто?! — не понял Курбатов.

— Ну, белорус, ежели по-правильному.

— Ах ты, гнида! — рявкнул «капитан». — Ты что ж это белоруса — «бульбашом» называешь? Национальную рознь проповедуешь! В леса мордовские захотел?!

— Да это ж я так... — запаниковал ефрейтор. — Это ж помежду нас, солдат, шутка такая.

Не только красноармейцы, но и сами диверсанты не успели опомниться, как Курбатов ухватил ефрейтора за тощую шею, оторвал его тельце от земли и, уже в воздухе, крутанул голову так, словно пытался отвинтить ее.

Понимая, что растерянности защищенного таким образом «буль-баша» хватит ненадолго, поручик бросился к Курбатову, вроде бы для того, чтобы унять капитана. Но, оказавшись между ним и красным, изо всей своей люти полоснул «бульбаша» ребром ладони по глотке. А затем, не давая опомниться, свалил мощным ударом в переносицу. Еще через минуту, добитый ударом кинжала, белорус успокоился рядом с задушенным на весу ефрейтором.

— Жаль, что оба мелковаты, — пожалел Курбатов. — А то ведь мундиры наши явно поистрепались. Не то что в гости к союзникам, в плен в таком виде сдаваться — и то срамно.

— Интересно, каким образом вы собираетесь уже завтра добывать мундиры офицеров вермахта? — холодно пошутил фон Бергер.

— Не сомневайтесь, точно таким же.

— Ну, теперь-то нам уж точно нельзя оставаться здесь, — вмешался поручик Тирбах. — Через полчаса сюда нагрянут солдаты, которых направят на поиски убиенных нами.

— Сидя на этой вороньей горе, всей красной орды не передушим — это точно, — гадливо потер руки о штанины князь Курбатов. — Все, господа, к фронту. Боюсь, что проходить передовую придется по трупам и русских, и — вы уж простите, фон Бергер — немцев.

57

Машина стояла на окраине хутора, у полуразрушенного дома, к порогу которого вела зеленоватая брусчатка дороги. Двое солдат чинно восседали на подгоревшем бревне посреди двора и неспешно курили. Еще один, с автоматом на коленях, пристроился на крыше кабины, а четвертый, засунув руки глубоко в карманы брюк, заглядывал — очевидно, из чистого любопытства — под капот, который водитель оставил открытым.

Беркут успел заметить над задним бортом седую голову и понял, что это и есть тот самый Зданиш, которого немцы собираются повесить на хуторе. Он-то и интересовал его больше всех.

— Что расселись, разгильдяи? — весело бросил он, заходя во двор. Арзамасцев чуть поотстал от него и еще только медленно приближался к углу дома, за которым Андрей велел ему оставаться. — Двоим из вас обер-лейтенант приказал прибыть во двор хозяина хутора. Он там, — махнул рукой, — за рощей, метров триста отсюда. Решайте, кто пойдет.

— А что ему нужно? — лениво поинтересовался один из сидевших на бревне.

Андрей не ера&у рассмотрел на нем погоны унтер-офицера.

— Спросите у него самого. Очевидно, волнуется: как бы вы не забыли, что находитесь на службе.

— Разве что... Ты-то откуда взялся?

— Сопровождаю подполковника из СД.

— Тогда понятно. Генрих, ты пойдешь! — крикнул унтер-офицер, обращаясь к тому, что сидел на кабине. — Ты, новобранец необученный, тоже. И вынь руки из карманов, когда находишься в присутствии унтер-офицера.

— Слушаюсь, господин унтер-офицер, — неохотно ответил тот, что осматривал мотор. Но руки из карманов вынимал демонстративно медленно и неохотно, что немало удивило Андрея. Он помнил, насколько суровой была дисциплина в германских частях в начале войны.

— Кстати, где тут ваш поляк?!—спросил Беркут унтер-офицера. — Для кого это там стараются, виселицу готовят? Оберштурмбаннфюрер желает лично присутствовать.

— Вот он, в кузове, — ответил тот, прокашливаясь после очередной глубокой затяжки. У него было желто-серое изможденное лицо туберкулезника, и курево уже давно не доставляло ему абсолютно никакого удовольствия. — Обер-лейтенант приказал доставить его к дому хозяина хутора?

— Относительно него приказа пока не было, — медленно проговорил Беркут, фиксируя взглядом, как двое немцев заходят за угол. И как оттуда сразу же появляется Арзамасцев. — Он что, партизан? Террорист?

— Поляк. И этого вполне достаточно, — объяснил солдат, сидевший рядом с унтер-офицером. — Одно непонятно: зачем с ним столько возиться?

— Пристрелить — куда проще, — согласился унтер-офицер. — Хотя и менее эффектно.

Автоматы лежали прислоненными к бревну по обе стороны сидящих, и Беркут сразу же подметил это. Мельком взглянув через кузов на поляка, он приблизился к немцам и, присаживаясь возле унтер-офицера, отодвинул в сторону его оружие.

— Закурить не найдется, господин унтер-офицер?

— Не найдется, — небрежно ответил тот, немало удивленный бесцеремонностью Беркута. Рядовой — и вдруг просит закурить у незнакомого унтер-офицера! — Попроси у своего оберщтурмбанн-фюрера.

— Невежливо отзываетесь об офицере СД, господин унтер-офицер.

Однако на самом деле тон унтера совершенно не интересовал лейтенанта. Кивком головы он приказал Арзамасцеву: «Подойди», подхватился уже с автоматом унтер-офицера в руке и, дотянувшись за спиной сидящих до оружия рядового, отпрыгнул назад:

— Сидеть! Руки вверх!

— Руки, сволочи! — тоже навел на них автомат Кирилл. И то, что он выкрикнул это по-русски, подействовало на немцев ошеломляюще.

— Вы... вы партизаны?! — удивленно пробормотал унтер-офицер, пытаясь оглянуться на Беркута, но тот с силой ткнул его стволом в затылок.

— Не двигаться! — Однако, услышав за спиной грохот приближающейся автоколонны, приказал: — На землю! Лицом вниз. Ползком к дому.

— О господи! — всхлипнул рядовой, первым опускаясь на колени. — Будь проклят этот обер-лейтенант с его поляком.

— Ефрейтор, подержи их в руинах. Я поинтересуюсь, что в усадьбе. Эй, Зданиш! — подскочил он к машине. — Какого черта сидишь? Ты свободен. В лес, быстро! — И, не дожидаясь, пока поляк придет в себя, бросился к усадьбе.

За углом Беркут столкнулся с Кодуром, за несколько метров от которого стояли с поднятыми руками оба немца. Их держали под прицелами трое засевших в сарае боевиков.

— Возьми еще тех двоих, что в доме, — приказал Андрей. — И всех четверых — в лес. Только быстро и тихо. Большая колонна немцев, — кивнул в сторону дороги.

— Хороший ты вояка, пан лейтенант. Тебя бы к нам.