Георгий Брянцев - Тайные тропы
Андрей осторожно толкнул Никиту Родионовича локтем в бок.
— Ты что? — обернулся он.
Грязнов наклонился к уху Ожогина. Лицо его было необычно бледным.
— Вы видите, кто стоит слева от Тито, в форме полковника?
— Шш... — шикнул Никита Родионович, опасаясь, что Андрей назовет имя. — Вижу... Неужели он?
— Он, — твердо сказал Андрей, — я сразу узнал...
Обознаться они не могли. Это был, конечно, «покойный» Марквардт. «Мертвец» разговаривал, жестикулировал, курил.
— Вот это шарада... — тихо промолвил Ожогин.
— Да, головоломка, — согласился Андрей. — Творится что-то загадочное...»
В это время подошел большой «Паккард». Тито, Ранкович, Марквардт и с ними четвертый человек уселись в машину и исчезли за поворотом улицы.
— Пойдемте, — сказал Боков, — больше ничего интересного не будет.
Толпа редела, народ расходился. Солнце клонилось к западу. В угасающем дне стаями, с звонким щебетанием, носились, точно молнии, быстрые ласточки. Где-то на окраине зазвонили к вечерне.
Боков вошел в обыкновенный, мало чем отличающийся от других, дом, и все трое последовали за ним. По-комнате, выходящей окнами во двор, заложив руки в карманы, расхаживал человек в штатском. При появлении друзей он остановился и заговорил й Боковым по-английски.
Выслушав незнакомца, поручик предложил друзьям сесть и объявил, что они имеют честь видеть господина Клифтона, который знает их как «Юпитера», «Сатурна» и «Марса» и будет беседовать с ними.
Клифтон подошел к двери, повернул ключ, оставил его в замочной скважине, а потом, не садясь, заговорил быстро, отрывисто. Левая щека его заметно подергивалась. Окончив говорить, он заходил по комнате.
Боков перевел. Сводилось все к следующему: завтра утром Клифтон в этом же доме вручит всем троим официальные документы, подтверждающие их участие в народно-освободительной войне югославских партизан. Документы будут закреплены подписью авторитетного лица и печатью. Кроме этого, все трое получат по югославскому ордену и необходимую сумму советских денег, для того, чтобы не нуждаться в средствах первое время. После этого друзья должны отправиться к советскому коменданту и просить об отправке их в Советский Союз. Клифтон будет ожидать их в восемь утра.
В двухстах метрах от дома Рибара они увидят машину чехословацкой марки «Татру». В нее надо сесть, и она доставит их сюда.
— Я вас провожу, а то еще заблудитесь, — сказал Боков, когда Клифтон ушел и вывел друзей на улицу. — Теперь — до завтра.
С момента, как друзья сошли на югославскую землю, они еще не оставались одни. С ними был сопровождавший их офицер, затем Боков, потом Рибар, Клифтон, опять Боков. Они не имели возможности поделиться тем, что их волновало. А волновало многое...
Тайные тропы, начавшиеся из партизанскою лагеря, с территории, временно захваченной фашистами, довели их до Югославии. Но и здесь они не кончались. На этих тайных тропах советские патриоты столкнулись с предателями из русских, с матерыми гитлеровскими разведчиками, с гестаповцами, с агентами секретной американской службы, с белогваодейцем Боковым. Тропы тянулись дальше, на родину. По ним пошли на советскую землю Саткынбай и многие ему подобные, на ней приютился где-то на окраине Москвы Блюменкранц. Американцы осваивали наследство гитлеровцев и, пользуясь поддержкой предателей в Югославии, под маркой югославов творили свое преступное дело. И этому делу еще не конец. Вернее, оно только начинается.
Но больше всего озадачило друзей появление Марквардта.
Значит, с Марквардтом немецкая разведка провела хитрую комбинацию. Его, видного фашиста, разведчика, опасно было оставлять в живых, и его «уничтожили», арест, следствие и смерть тщательно документировали, и, конечно, здесь, в Югославии, Марквардт был не Марквардт.
Никита Родионович вздохнул.
— Ну и дела творятся, ум за разум заходит...
— Скоро все прояснится, — бодро сказал Андрей.
Ризаматов, давно заметивший, что друзья узнали что-то новое, спросил об этом у Ожогина. Тот рассказал, что они видели в свите Тито Марквардта.
— Это того... начальника Юргенса? — спросил пораженный новостью Алим.
— Да, именно того...
Душан Рибар с уходом гостей прервал обед. Одному не хотелось продолжать еду. Он с нетерпением ожидал русских и был рад их появлению.
— Проголодались наверное? — спросил он.
— Немножко, скрывать нечего, — ответил Никита Родионович.
— А я достал пару бутылочек винца... друзья выручили. Уж больно радостный день сегодня. Давно я не брал в рот спиртного и вкус его забыл. Не до этого было, а сегодня почему-то захотелось. Такова уж натура человеческая, все забывается.
— Не все, пожалуй, — мягко возразил Грязнов. — Кое-что никогда не забудется...
— Вы правы, — согласился Рибар, — я сказал не то, что хотел сказать.
Вновь уселись за стол. Старуха подала жиденький пшенный суп. Рибар разлил вино по стаканам.
— За взятие Берлина! За смерть гитлеровцам! Всем, всем до конца. За счастье! — произнес он, подняв высоко над головой стакан.
Выпили и принялись за еду. Проголодались не только гости, но и хозяин. Он ел старательно, сосредоточенно, молча и, лишь когда покончил с супом, спросил:
— Ну, как дела?
Ему, видимо, хотелось знать о результатах встречи.
Ожогин опять покривил душой, заявив, что встреча с советским командованием не состоялась и перенесена на завтра.
— Зато мы увидели знаменитого маршала Тито, — заметил восторженно Андрей.
Рибар нахмурился. Лицо его стало злым. Постучав нервно пальцами по столу и посмотрев на гостей, он сказал:
— Тито...
— Да, маршала Тито, вашею национального героя, — подтвердил Андрей.
Рибар встал из-за стола и молча подошел к окну.
Друзья удивленно переглянулись. Настроение хозяина заметно ухудшилось. Прерванная беседа уже не возобновлялась.
За окном было уже совсем темно. Ночь вошла в комнату, и в ней стало мрачно и тревожно. Рибар бесшумно удалился в переднюю и вернулся оттуда с крошечной лампой. Она едва осветила стол и лица сидевших за ним.
— Извините меня, — сказал тихо Рибар, усаживаясь на табурет. — Когда я что-нибудь вспоминаю, мне становится не по себе. Давайте выпьем. — Он разлил вино и сам первый залпом опорожнил стакан. — Не будем говорить о больших людях, о них скажет история. Она самый справедливый и самый суровый судья... Вспомним простых партизан. Они умирали не за славу и без славы и жили скромно. Вы сами партизаны и меня понимаете.
Рибар рассказал о боях с немцами, о своей жене — Лоле, погибшей из-за предательства одного видного человека. Он не назвал его имени, только вздохнул и опустил голову.
Друзья молчали. Они не знали, о чем говорить с этим измученным горем человеком. Рибар понял, что его слова остаются без отклика, и предложил пойти всем отдохнуть.
