Сочинения в трех томах. Том 1 - Майн Рид
Ян ван Дорн, Ганс Блоом и Клаас Ринвальд, как видит читатель, — имена голландские.
Действительно, все они были голландцами, по крайней мере по происхождению. Это были так называемые буры, и, судя по многочисленности стад, заключавших в себе штук сто коров и около трехсот баранов (не считая лошадей, быков и телят), богатые буры. Они принадлежали к классу вэ-буров, т. е. более независимых и образованных, чем другие их соотечественники.
Подобно стокменам Австралии и рэнчменам Западной Америки, вэ-буры обязаны своим благосостоянием исключительно скотоводству. У них нет оседлых жилищ, и они переходят с места на место в поисках хороших пастбищ. Отыскавши место, обещающее обильный корм на более или менее продолжительное время, вэ-буры разбивают на нем палатки или устраивают из ветвей шалаши. Но большей частью они так и живут в своих громадных повозках, разделенных на несколько отделений и снабженных всем необходимым. Переселяются они всегда со всей семьей, отыскивая новое пастбище, для чего обыкновенно следуют по течению рек.
Патриархальные нравы и обычаи этих людей дают нам понятие о том, как жили в давно минувшие времена пастушеские народы. Да еще и поныне сохранились подобные поучительные анахронизмы. Как в настоящее время живут в Трансваале вэ-буры, так жили когда-то в Малой Азии наши прародители Иаков и Лаван.
Но зачем попали эти вэ-буры в бесплодную пустыню карру? Самый ближайший город к этому месту, Зутпансберг, находится на расстоянии более пятисот километров.
На далекое пространство вокруг не было ни одного поселения белых. Они двигались на север и проходили теперь по земле, принадлежавшей дикой орде тебелов.
По какому же случаю очутились эти голландцы так далеко от обычных своих пастбищ? Стечение каких неблагоприятных обстоятельств выгнало их оттуда?
Поясним это в нескольких словах.
Одно время много говорилось о Трансваальской республике по случаю попытки англичан присоединить и ее к своим капским владениям. Буры, обитатели этой страны, завоеванной ими некогда у других туземцев, энергично запротестовали против поползновения англичан лишить их независимости. Многие из них собственными руками разрушили свои жилища и отправились искать удобного места для независимой жизни в каком-нибудь другом углу африканской территории, еще так мало населенной и не вполне исследованной. Эти честные миролюбивые люди предпочитали лучше подвергаться опасностям странствования по неизвестной стране, чем молча смотреть на порабощение свой родины.
Часть этих переселенцев, конечно, погибла в пути вследствие всевозможных лишений и трудностей.
Ян ван Дорн, единодушно избранный в предводители каравана, был охотником на жирафов и слонов, и потому он и ранее не раз переходил границы Трансвааля. Это было, впрочем, еще до его женитьбы, после которой он до описываемого нами времени не двигался с места. Во время одной из своих экскурсий ему удалось выкурить трубку мира с вождем племени тебелов — Мозелекатсэ. Дикарь и европеец поклялись друг другу в вечной дружбе и заключили один из тех договоров, которые, к нашему стыду, если когда и нарушаются, то обыкновенно не дикарями.
Договор бура с тебелом твердо хранился до сих пор, и Ян ван Дорн спокойно вел свой караван через земли Мозелекатсэ, пробираясь к месту, заранее им облюбованному, — месту, которое по своему плодородию и цветущему виду обещало сделаться настоящим раем для буров.
Но для того чтобы достигнуть этого рая, необходимо было пройти тысячу шестьсот километров по этому ужасному карру, в который они только что вошли. Перспектива далеко не утешительная!
Переселенцы рассчитывали, что по дороге им будут попадаться колодцы с водою и озера, но зноем высушило большую часть этих водоемов. Это-то обстоятельство более всего и пугало предводителей каравана.
Насколько было возможно, они ускоряли движение каравана и делали длинные переходы, начиная ночью и кончая утром, так как путешествовать днем, под палящими лучами солнца, в этом жарком поясе положительно невозможно.
Ехать же ночью было почти приятно. Полная луна и мириады ярких звезд, сиявших с темно-синего неба, прекрасно освещали путь, устраняя опасность заблудиться. Буры, придерживаясь преданий патриархов, шли по течению звезд, как делали когда-то халдейские пастухи. Кроме того, их верный проводник, готтентот Смуц, знал карру вдоль и поперек, и потому на него вполне можно было положиться.
Караван двигался по пескам почти без шума; не было слышно даже стука копыт животных; лишь изредка слышались ободряющие или понукающие возгласы людей, правивших повозками, щелканье бича или свист жамбока.
Жамбок, или шамбок, — тоже род бича, но без ремня. Он весь эластичный, длиною в два метра, толщиною в нижнем конце более дюйма, затем постепенно суживается и кончается острием наподобие иголки. Этот бич покрывает спину животного сетью кровавых рубцов и просекает одним ударом кожу человека. Этим страшным орудием всегда понукают в Африке ленивых животных. Туземцы тоже хорошо знакомы с жамбоком. Самого упорного можно заставить слепо повиноваться одной угрозой побить этим бичом.
Чрезвычайно странное и фантастическое зрелище представляли ночью, посреди пустынного карру, гигантские повозки, с белыми верхами, запряженные длинными вереницами быков. Дикарь принял бы это шествие за какое-нибудь сверхъестественное явление, нечто вроде процессии злых духов.
А между тем этот караван состоял из людей, в сущности, не представлявших ничего странного, а, наоборот, олицетворявших собою самые лучшие человеческие свойства. Буры всегда отличались честностью, добротою, мягкостью и крайней привязчивостью и почти все обладали открытой, внушающей полное доверие наружностью. Исключение составлял только один из всадников, ехавших по бокам обоза. Высокий, костлявый, с жесткими, резкими чертами точно выветрившегося лица, с глубоко лежащими в орбитах острыми глазами под седыми, щетинистыми бровями, угрюмый и молчаливый, он был крайне несимпатичен.
Но, несмотря на это, предводитель каравана Ян ван Дорн относился с уважением и почти дружески к этому человеку и в затруднительных случаях даже обращался к нему за советом. Звали его Карл де Моор. Ему также отлично был знаком карру, по которому теперь шел караван, и он действительно мог дать полезные советы и указания. Отсутствие в нем словоохотливости ставилось ему ван Дорном даже в заслугу, а способ его действий всегда свидетельствовал о замечательной его опытности, сообразительности и неустрашимости.
Буры почти совершенно его не знали. Когда он попросил позволения сопровождать
