Борис Перелешин - Заговор Мурман-Памир
…Стой! Не шелохнись! Уже он вторую звезду бросает. Хватила она в лоб оленя. Горе! Огонь охватывает всю землю, горы кипят как вода, на месте моря стали другие горы и горят как факелы.
…Вдруг вонзил Арома-Телле в сердце оленя нож. Звезды разом попадали. Луна потухла. Солнце утонуло. Старики сказывают: конец свету.
…Выдь на Мончь-тундру, на норвежскую сторону, на Трифонову вараку. Только станет восходить солнце, слушай: заговорят все камни.
…Что же да что говорят камни?
…Прибегали по морю черные олени, рога до небес, один рог белый, другой черный. Раздвинет олень губы, зубы белые как огонь, и на берегу сыпется огонь и железо. Тут вышли на берег люди, на пуговицах нездешний зверь — хвост вьется кольцом, привезли сколько хочешь водки.
…Потом разрезали землю лопскую пополам железным ножом, нельзя лопарю на другую сторону ни пройти, ни оленя перевести. И стали бегать от самого моря железные оленята, передний черный, за ним красные, а бегут быстрее самого быстрого оленя.
…Что-то будет, что-то будет?.. Не стало малого попа-исправника в Кандалакше, не стало и большого попа-губернатора в Архангельске. Стали одни солдаты, делают, что хотят. И горы закипели уже около Святого Носу, расселись, выбросили всюду красные платки.
…Тут старики сказали: несите колдунам, что добудете на промыслах за три дня. Не видите: море выбросило железо, Арома-Телле скачет, конец миру…
…Все старики врут.
…Пусть и олени, и рыба, и водка за морем будут наши, кому от этого горе?
Файн стал прислушиваться особенно внимательно. Ему начинало казаться, что речь идет о нем самом.
…Скачет, скачет русский от Студеного моря, рога оленя перевиты зеленой ленточкой. А недаром они перевязаны зеленой ленточкой. Везет русский большой, большой ящик, в ящике том все счастье людей из-за моря. Привезет ящик в Питер, там поставят ящик на огонь и он сгорит.
…Разом пропадут все люди с заморскими зверями на пуговицах, некому будет стрелять и забирать оленей, останутся одни лопари. Тут везде повесят красный ситец, все намажутся оленьим жиром, а реки потекут рыбьим жиром.
…Ой недаром перевязаны рога оленя зеленой ленточкой.
…И утром, и как только солнце спряталось, и еще раз заходил большой начальник, спрашивал: кто перевязал рога оленя зеленой ленточкой?
…Скачет, скачет большая райда (олений поезд). Один, два, три, четыре, десять оленей и еще десять. В санях люди с ружьями, смотрят, где олень, рога-зеленые ленточки, близко уже они, за пригорком.
…Правду говорили старики.
…Стрелять оленю промежду рогов, он упадет на колени, звезды упадут с неба. Вонзят русскому нож в сердце, станут рассекать и делить землю лопскую, и лопарей, и оленей, и собак, и морские промыслы, и озерные, и лесные. Будут люди с желтыми пуговицами и в Коле, и в Кандалакше, и в Архангельске, и в Питере.
Дремота почти соскочила с Файна.
— В чем дело?
Тряс лопаря за плечо. Тот разводил руками, смотрел хитро подслеповатыми глазами.
— Где, где?
Старик сделал знак молчать, вышел на порог и стал прислушиваться. Потом кивнул головой и показал пальцем: там. Файн ничего не слышал. Но времени терять нельзя было. Револьвер приставлен ко лбу лопаря.
— Запрягай сейчас же самого быстрого оленя и вези меня на русскую сторону.
Лопарь засуетился. Вдруг и Файн стал различать какой-то нарастающий смутный шум. Из-за ближайшего леса доносилось скрипенье полозьев, топот оленьих копыт, фырканье. Неслись не одни санки, несся целый десяток их. Опасность надвигалась. В полной темноте лопарь метался, как угорелый. Руки не попадали в петли, ремни не слушались. Олень топтался.
ЧАС = СУТКАМ
Как все это вышло?
Совершенно непостижимо.
Два дня прошло с тех пор, как Файн покинул мичмана. Кто мог сообщить в Мурманск о его поездке? И кто его преследователи?
Каким образом лопарь узнал о них раньше, чем они появились?
Во всяком случае опасность надвигалась и надо было спешить.
Файн не помнил, как среди покрывшего погост шума налетевшей райды и снования десятка неизвестных сапок, он в полной темноте, почти уже отчаявшийся, вылетел на запряженном, наконец, олене, зацепив чьи-то сани и хватив кого-то по голове ручкой револьвера.
Всю ночь продолжалась близкая, порою на плечах, погоня, но олень лопаря оказался, действительно, превосходным, и к утру Файн слышал за собой шум не более двухтрех санок.
Олень после бешеной скачки уже хромал и задыхался.
Лопарь оказался безусловно преданным Файну. Было ли это неясное революционное чутье или просто идеальная честность и гостеприимство, обычное у лопарей, Файн так и не понял.
Избавиться от последних преследователей помог следующий случай.
Между сплошными елями чернела одинокая землянка. Бродили олени. Уже с пригорка лопарь стал делать руками какие-то знаки. Перед землянкой засуетились и когда сани подлетели, беглецов ждал запряженный рослый и сильный олень.
Файн огляделся.
Преследователи в облаке снежной пыли показались на пригорке.
Недоумевающие заботливые лица лопарей окружали Файна.
Надо было решиться.
Файн положил руку на рукоятку револьвера, другой показал на оленей. Вынул деньги — золотые и романовские — которыми был снабжен в достаточном количестве:
— Вот вам деньги, а оленей надо перебить, чтобы те не воспользовались.
Лопари даже присели от страха, некоторые заныли.
— Одни, в глухой тайге, без оленей! Верная смерть!
Файн настаивал.
Выход нашел лопарь — спутник Файна. Что-то объяснял хозяевам на своем языке. Передал им небольшую часть суммы, предложенной Файном.
Тотчас же лопари вооружились палками и принялись разбивать каждому оленю по одному копыту.
Лопарь, смеясь, объяснял:
— Поправятся через три дня, а сегодня-то никто на них не поедет!
Несколько дальних пуль просвистало над говорившими. Вскочили в санки. Свежий олень рванул. Потом преследователи — видимо, русские белогвардейцы — окружили землянку. Лопари разводили руками. Сыпались ругательства.
Продолжали преследование на истомленных оленях и в какие-нибудь десять минут совершенно затерялись, стали черными точками на горизонте.
Файн ехал теперь не особенно быстро, правили в Кандалакшу, но далеким кружным путем, так как за ночь лопарь углубился в дикие непроходимые места. Переваливал и через невысокий хребет.
Однако, впереди были новые грозные испытания.
Через полчаса, приблизительно, после того, как последние преследователи пропали, Файн заметил, что лопарь бросает тревожные взгляды куда-то назад и вбок.