Николай Далекий - Не открывая лица
Начальник полиции указал глазами на девушку, давая понять, что он не хотел бы при ней вести этот разговор. В то же мгновение Оксана обратилась к Шварцу:
— Дрова разгорелись, господин обер-лейтенант, сейчас поставлю кофе и потом зайду подбросить в печку.
И Оксана вышла из комнаты вслед за солдатом.
7. ЧЕТЫРЕ МЕТКИХ ВЫСТРЕЛА
— Почему вы думаете, что эти два подростка — партизаны? — спросил Шварц начальника полиции, как только двери закрылись за девушкой.
— Разрешите нескромность: я не думаю, я — уверен! — горячо ответил Сокуренко.
— Но вы проверяли их документы?
— Нет. — Сокуренко дышал порывисто, он был не на шутку взволнован. — Сейчас я вам нарисую полную картину. Выхожу это я на улицу проверять посты и вижу: на дороге в хутор появляется подозрительный тип.
— Что значит “появляется”? — открывая карту, раздраженно спросил обер-лейтенант. — Откуда появляется?
— В том-то и дело, что неизвестно, откуда он появился. Понимаете, там скирда соломы…
— Но куда он шел? В каком направлении? — раздражаясь еще больше, произнес Шварц. — Вы что-нибудь можете толком рассказать?
На лице начальника полиции появилось плаксивое выражение.
— Шел к селу. Вы же не даете слова сказать… Идет к селу, а сворачивает на тропиночку, стежка по-нашему. Стежка ведет в лес, на просеку. Просекой можно выйти на хутор. Но учтите, что рядом — железная дорога.
— Учитываю, — рассматривая карту, сказал обер-лейтенант. — Сколько ему лет?
— Кому?
— Ну не лесу, не хутору, конечно, — нетерпеливо затопал ногой офицер. — Я о возрасте вашего “подозрительного типа” спрашиваю.
— Далеко было и темновато, но видно, что молодой. Лет шестнадцать — семнадцать, не больше. За плечами — мешок. Понимаете, мне сразу бросилось в глаза — утро, скирда соломы, идет к селу, а сворачивает к просеке. Если вышел из хутора, зачем идет назад в хутор другой дорогой?
— Теперь понятно… — кивнул головой Шварц. — Дальше?
— Только этот первый дошел до леска, а из села выходит второй, тоже с мешком, — продолжал ободренный Сокуренко. — Так этот покосился на меня, а я вроде ноль внимания, за хату и — слежу. Смотрю: и второй сворачивает на тропинку к просеке. Тут я у господина фельдфебеля бинокль попросил и — весь внимание. Гляжу, подходит этот второй к елочке, а навстречу ему поднимается первый…
— Они разговаривали друг с другом? — спросил обер-лейтенант. и взгляд его сразу же стал холодным и острым.
— Не знаю. У меня глаз заслезился.
— От самогона. Меньше пейте, Сокуренко.
— Да, значит, протер я глаза, — торопливо продолжал Сокуренко, — наставил бинокль, смотрю: первый этот, что от скирды шел, как сквозь землю провалился, а второй пошел в лес по просеке.
Обер-лейтенант дернул шнурок, закрывая карту.
— Лучше было бы, если бы у вас не слезились глаза, — сказал он со злостью и заходил по комнате. — Черт знает что такое: он увидел, ему показалось, ему… Как это? Ему померещилось. В результате — он уверен. Какая железная логика! И все это в последний день моего пребывания здесь.
Сокуренко стоял, нервно теребя пальцами смушковую шапку и искоса поглядывая на немца черными злыми глазками. Начальник полиции ревностно выполнял приказ обер-лейтенанта, не спал всю ночь, следя за тем, чтобы полицейские провели облаву как следует. Утром он почти два часа простоял на морозе, присматриваясь к мешочникам, шедшим на хутор, сам лично заметил двух подозрительных хлопцев, сообщил, думал — похвалят… А немец снова недоволен и обращается с ним, как с мальчишкой.
Шварц остановился возле Сокуренко, гоняя под кожей гладко выбритых припудренных щек маленькие тугие желваки.
— Решено! Посылаю две группы, — сказал он сердито. — Одну на машине в объезд, она закроет выход из просеки. Вторая — вы со своими полицейскими отправитесь с ней — пойдет по просеке от нашего села. На машину дайте нескольких полицейских. И вообще, Сокуренко, — раздраженно добавил офицер, — посылайте своих людей вперед. Пусть они не привыкают прятаться за спины наших солдат.
— Понятно! — торопливо щелкнул каблуками начальник полиции и выбежал из кабинета.
Офицер одел шинель, фуражку и также вышел, чтобы отдать фельдфебелю необходимые приказания.
На опушке леса, шагах в пятнадцати от протоптанной по просеке тропинке, росло несколько полузасыпанных снегом елочек. За ними, как за сугробами, сидел на маленьком мешке паренек, одетый в стеганую ватную куртку и сапоги. Красивое смуглое лицо его посинело от холода, он то и дело постукивал ногой о ногу, растирал нос рукавицей, но не поднимался, чтобы побегать и разогреться. Сжав губы, паренек неотрывно смотрел в просвет между ветвями елочки на околицу недалекого села. Сдвинутые у переносья черные плотные брови, строго очерченный рот, крепкий, твердый, точно вырезанный подбородок придавали юному лицу паренька мужественное, суровое выражение.
Где-то над холодной, покрытой снегом степью всходило солнце. Тонкие сизые струйки дыма, подымавшиеся от села к небу, приобрели сперва багровый, затем золотистый оттенок. На белое поле, отделявшее крайние хаты села от леса, упали розоватые полосы света. Снег на верхушках елочек малиново зарумянился.
Три угольно-черных ворона, ослепительно сверкающие на солнце, пролетели из леса в село.
Услышав их голодное, обиженное карканье, паренек вздрогнул, резко поднял голову и долго с мальчишеским любопытством следил за полетом птиц.
На околице села никто не показывался. Но вот появились две женщины. Каждая из них тянула за собою небольшие сани. Они миновали то место, где брала начало тропинка, идущая к лесу, и направились по дороге дальше, к видневшейся невдалеке скирде соломы.
Настороженность исчезла из глаз паренька. Он осмотрел лямки мешка, обмел рукавицей приставший к рядну снег и уже хотел было взвалить свою ношу на плечи. Но тут его внимание привлек отдаленный, нарастающий шум автомобильного мотора, и он снова присел на мешок, не сводя глаз с сельской околицы.
Из села выскочил большой грузовик, до отказа набитый солдатами и полицейскими. У тропинки машина остановилась, и несколько человек торопливо спрыгнули на землю. Тотчас же грузовик помчался дальше, а оставшиеся солдаты и полицейские вытянулись гуськом по тропинке.
Точно не веря своим глазам, паренек тихо и изумленно свистнул. Шевеля губами, он пересчитал людей на тропинке. Их было тринадцать. Чертова дюжина: семь полицаев и шесть солдат… Они торопливо шли к лесу.
Парнишка порывисто приподнялся, словно собираясь со всех ног бежать вглубь леса, но тут же опомнился и замер. Несколько мгновений он, стиснув зубы, смотрел блестящими черными глазами на деревья так жадно и тоскливо, точно в первый и последний раз видел зимнюю красу леса.
