Виктор Болдырев - Гибель синего орла. Приключенческая повесть
Лишних кружек у нас нет — пришлось поставить гостье свою кружку, а себе взять миску. Маленькая дикарка оказывается наблюдательной и тотчас замечает перестановку. Она поспешно вытаскивает из-за пазухи деревянную чашечку и ставит перед собой, отодвигая мою большую кружку. Чашечка искусно выточена ножом из твердого как камень наплыва березового корня и напоминает вещичку, вырезанную из карельской березы.
Пинэтаун с удивлением разглядывает точеную чашечку.
— Однако, в тайге жила черноволосая: в тундре нет березового корня, говорит он, наливая черный, как кофе, чай в березовую посудинку.
Девушка схватывает свою чашечку и жадно глотает горячий чай. Но к сахару и хлебу не притрагивается.
— Кушай! Почему смотришь? — подвинул к ней сахар и хлеб Пинэтаун.
Она мотнула черноволосой головой, как норовистый олень в упряжке. Юноша наливает ей еще чаю.
Вытащив нож, кромсаю гуся на части и кладу перед гостьей самые вкусные кусочки. Девушка принимается уплетать вяленую гусятину — она страшно голодна.
— Эгей! Совсем дикая… одно мясо кушает, — удивляется Пинэтаун. Ой, чашечку не проглоти… — шутит юноша, едва успевая подливать чай в крошечную посудинку.
Он ткнул себя пальцем в грудь.
— Пи-нэ-таун. А тебя как зовут? — спрашивает он почукотски.
— Нанга, — произносит вдруг девушка тихо и певуче. Испуганно оглянувшись, она повторяет: — Нанга…
— Нанга, кого ты боишься? — ласково провожу рукой по черным прядям ее распущенных волос.
Нанга не отстраняется, она смотрит на меня чудесными черными глазами, полными слез. Смятение, испуг, недоверие отражаются в ее глазах.
Окончив завтрак, мы с Пинэтауном отправляемся на поиски пастухов, оставив Нангу в вельботе. Благополучно преодолев вязкую илистую отмель, карабкаемся по крутому обрыву тундрового увала.
Океан совсем близко. Туман висит над морем, и затихающие волны отсвечивают серебром. У берега волны медленно вскипают прибоем и откатываются назад, изукрашенные мраморным рисунком пены.
Берег загромождают голубоватые льдины, разбитые волнами. Стволы плавника, выброшенные ураганом, торчат между торосами, образуя у края ледяного барьера высокий вал. Между ледяным барьером и морем чернеет широкая илистая отмель. Повсюду здесь валяются изломанные древесные стволы и доски.
Обследуя берег, мы находим киль разбитой баржи, три железные бочки, скамейку с палубы речного парохода и сломанное двухлопастное весло чукотской байдарки. Весло несомненно принадлежит пастухам оленьего стада. Что же случилось с людьми во время морского наводнения?
След, выходящий из моря, останавливает нас. Отпечатки коротких пальцев и широкой косолапой ступни еще не смыла морская вода. След теряется среди льдин и снова появляется на снегу тундры. Осматриваю снежную поверхность в бинокль и совершенно явственно вижу большого белого медведя. Вытянув шею, он рысью бежит к дальним торосам.
Летом белые медведи не встречаются в Западной тундре. Они держатся у кромки арктических льдов и лишь зимой появляются на Медвежьих островах и на берегах Полярного океана. Здесь арктические медведи роют берлоги в снежных сугробах и песчаных береговых уступах.
Уходим все дальше и дальше, исследуя новый берег Западной тундры. Теперь я могу объяснить противоречия прежних своих наблюдений: происхождение морской трясины близ Чукочьего мыса, появление морской нерпы в большом тундровом озере и свою находку — корабельную доску — в погребенном плавнике в пяти километрах от берега океана.
Восточно-Сибирское море в течение последних тысячелетий мелело. Побережье Западной тундры медленно осушалось. Вода отступала, и там, где море долго задерживалось на одном уровне, оставались на суше валы плавника. Широкая полоса мелководий образовалась у берегов континента.
Северные ветры, часто дующие летом, пригоняли океанскую воду. Уровень моря на мелководьях повышался, и вода заливала береговую отмель шириной двести — триста метров. А когда северный ветер утихал, вода вновь освобождала отмель, оставляя по берегам морские трясины.
Сильная буря, случившаяся в прежние годы, по-видимому, резко повысила уровень моря на мелководьях; морская вода, затопив прибрежную тундру на пять километров, выбросила обломок разбитой американской шхуны к древнему валу погребенного плавника.
Ночью во время урагана океан, по нашим расчетам, залил тундру на двадцать — тридцать километров.
Бродим с Пинэтауном у берега океана; нет и признака людей и оленей. Лишь весло от чукотской байдарки свидетельствует о ночной трагедии. Нужно возвращаться к вельботу и немедленно выходить в море — искать следы катастрофы.
Близкий выстрел гремит неожиданно и резко. Стреляют там, где на озере стоит вельбот. Мой карабин остался на «Витязе». Неужели Нанге грозит опасность и она попала в беду?
Бежим к озеру, на ходу перезаряжая ружья боевыми патронами. С вершины увала как на ладони видна маленькая бухта, вельбот, причаленный у берега. Нашей путешественницы на вельботе нет. Она стоит с карабином в руках около торфяного мыса.
— Нанга! Нанга! — кричит Пинэтаун. — Зачем стреляла?
Девушка оборачивается и указывает карабином в сторону озера. Ветерок гонит к подножию торфяного мыса большую белую птицу с распущенными крыльями на темной воде.
Лебедь! Пуля пронзила навылет грудь птицы.
— Как — убила лебедя? — спросил юноша по-чукотски.
Взмахнув смуглой ладонью, Нанга отвечает на гортанном, воркующем языке.
— Ну и черноволосенькая, ловко сбила! — удивляется Пинэтаун. — В лет стреляла с вельбота.
— А ты язык ее понимаешь?
— Маленько: одни слова, как юкагир сказку говорит, другие совсем чужие.
— Странно…
Юкагирские сказки сохранили древние обороты местной речи. На каком языке говорит Нанга?
Прихватив лебедя, отправляемся к вельботу, оставляя на илистой отмели тропу в три следа. Нанга выступает впереди, повесив карабин на шею, как автомат.
Удивительная перемена произошла с девушкой. Смуглое личико ее оживилось, глаза поблескивают охотничьим задором, она выпрямилась, точно тростинка.
По-видимому, Нанга хорошо владеет нарезным оружием и любит охоту. Выходит, она не такая уж дикарка.
Глава 8. ПЛЕННИКИ ОКЕАНА
С востока подул слабый ветер. Вытаскиваем якорь и поднимаем паруса. Нанга помогает Пинэтауну тянуть фалы. С карабином она не расстается и кладет его рядом с собой.
Туман над морем рассеивается, образуя ватные кучевые облака. Они плывут, как лебеди, в голубом просторе. Направляем вельбот к месту, где, по расчетам Пинэтауна, ночью стояли яранги ближнего стана пастухов.