Петр Шамшур - Приключения-70
Он не успел вникнуть в суть странного явления. Внимание было отвлечено. Солнце наконец озарило котловину.
Клубясь, медленно расходился туман. Все больше приоткрывалась поверхность озера. Цвет его менялся на глазах. Сначала оно было черным, как грифельная доска, потом начало светлеть, синеть, вдруг пробежала по нему золотистая рябь, и вот, пронизанное до дна косыми лучами, оно сделалось ослепительно голубым и прозрачным.
Федотов нагнулся над водой.
Нет, пока не видно еще. Рано! Проводник говорил, что видно бывает только в полдень, когда солнечные лучи падают почти отвесно. И даже в полдень удается увидеть не всегда. Поверхность воды должна быть для этого совершенно гладкой, зеркально-гладкой — без единой рябинки.
Сказочное видение возникает в хрустальной синеве. Покачиваются в такт колебаниям рыбачьей лодки полуразрушенные крепостные башни, белеют еле различимые прямоугольники домов.
Но видение смутно, расплывчато. Да и появляется оно только на миг. Потянуло ветром с гор, набежала быстрая рябь, и все исчезает внизу без следа, как подводный мираж.
Может быть, это и впрямь мираж, обман зрения? За развалины города легко принять причудливые обломки скал, нагромождения подводных камней, вокруг которых раскачиваются густые заросли водорослей.
Только спустившись на дно, можно решить эту загадку.
Федотов нетерпеливо взглянул на часы-браслет.
Ну, недолго осталось ждать! Через полчаса побудка, затем завтрак, и вот наконец Федотов и его помощники наденут акваланги, чтобы двинуться широким фронтом в глубь озера.
Он ясно представил себе, как бредет по улицам затонувшего города. Это будет удивительное путешествие — не только по дну озера, но и во времени.
Двадцатый век останется наверху, за, сомкнувшейся над головой хрустально-синей преградой. Здесь, под водой, в зыбком струящемся сумраке, все еще четвертый век до нашей эры.
Аквалангисты осторожно проплывают над скользкими, покрытыми илом плитами древней мостовой. Приближаются вплотную к домам, наполовину зарывшимся в песок. Распугивая рыб, раздвигают водоросли, закрывающие вход. Проникают внутрь, включают свет прожекторов, чтобы прочесть письмена на стенах.
Потом бережно поднимают наверх бесценный археологический улов: оружие, черепки посуды, обломки камня с орнаментом и надписями…
Обидно, конечно, что тайну придется раскрывать по частям, отламывать, так сказать, по кусочкам. Насколько счастливее в этом отношении собратья Федотова по профессии — «сухопутные» археологи! Труд их бывает вознагражден сторицей, когда отрытые с кропотливой тщательностью из-под пепла или из земли предстают пред ними древние, исчезнувшие на карте города — все целиком, от крыш до плит мостовой.
Федотов подумал о том, что, может быть, на этом горном озере устроят когда-нибудь каскад, подобный тому, который создали на Севане в Армении. Вода заструится вниз в равнину по ступеням гигантской лестницы. Уровень озера понизится. И тогда… О, тогда расступятся, наконец, зеркальные стены, ревниво оберегающие тайну! Вдруг прихлынет к берегу волна и вынесет затонувший город на песок, как большую, сверкающую серебряной чешуей рыбу!
Молодой археолог так ушел в свои мечты, что забыл об окружающем. Вдруг отражение его пошло кругами в воде, замутилось.
Федотов в изумлении откинулся на скале, на которой сидел. Он ясно видел, что озеро мелеет.
С раскатом, подобным пушечному залпу, волна отпрянула от берега. Обнажились песок и длинные космы водорослей, тянувшиеся по песку за быстро убегавшей водой.
Город всплывал на поверхность!
Первыми из яростных завихрений пены вынырнули башни, грозные даже сейчас. Потом под яркими лучами солнца засверкали купола странной конической формы. С берега Федотов не мог определить: металл это или особо искусная облицовка.
На площади торчали какие-то обелиски, а рядом, повалившись набок, лежали каменные изображения не то грифов, не то крылатых быков.
Улицы города были круты, узки. Большинство домов ушло в ил почти до половины, но некоторые, построенные на холмах, были видны очень хорошо. Водоросли обвивали их, как плющ. Кое-где из-под зеленого покрова проступали багряные и оранжевые пятна. Наверное, стены домов были обложены разноцветным камнем. Стайка синих и красных рыбок — теперь рыбы владели городом — билась на плитах мостовой, пытаясь перепрыгнуть в уцелевшие лужи.
Да, несомненно, это была Согдиана! Древняя, сказочная Согдиана, отделенная от нас двумя десятками столетий.
Федотов заметил, что сидит в неудобной позе на земле. Будто ветром сдуло его со скалы, которая сместилась со своего места. Предостерегающее ворчание раздавалось под ногами.
Впечатление было такое, что где-то глубоко в недрах Земли двигаются грузовики, целая колонна грузовиков. Она приближается. Вот уже совсем близко… И снова толчок! Словно бы кто-то рывком потянул землю из-под Федотова. Потом отпустил. И опять потянул.
Боковым зрением Федотов видел, как раскачиваются деревья. Со свистом катились мимо камни. Вдруг, будто юркая черная змейка, совсем рядом пробежала глубокая трещина.
Он понимал, что происходит, но почти не думал об опасности. Обеими руками очень крепко держал свой фотоаппарат и, наведя объектив на древний город, нажимал кнопку затвора. Федотов делал это в каком-то самозабвении, почти так же машинально, как нажимает гашетку пулеметчик в бою.
Три подземных толчка следовали очень быстро один за другим, Последний толчок был самым сильным. Под ногами прокатился такой протяжный, все нарастающий рев, как будто горы раскололись до основания.
Вертясь волчком в тесной котловине, отталкиваясь от ее склонов, с размаху налетая на них, горное эхо многократно повторило зловещие подземные удары.
От верхушки горы на противоположном берегу озера отделилось облачко и покатилось вниз, оставляя за собой широкую просеку в лесу.
Среди грома и треска Федотов все же различил слабый голос человека:
— …тоу… я-агте же… я-агте!.. — Это кричал сверху Василий Николаевич — Федотов!.. Лягте же! Да лягте же, вам говорят!
Все совершавшееся вокруг скользило как бы по краю сознания. Федотов не думал о себе, не мог думать в это мгновение. Весь, без остатка, ушел в созерцание города, стараясь запомнить мельчайшие детали. Успел даже подумать, что крылатые изображения на площади подтверждают догадку о влиянии Согдианы на культуру соседних с нею стран.
Чаша снова качнулась — на этот раз в сторону Федотова. Грозная темно-синяя волна шла на берег. Она была совершенно отвесной и достигала пяти или шести метров в высоту. По гребню ее, как огоньки, перебегали злые белые языки.
