Карл Май - Невольничий караван
— Ну конечно, хочу! Друга-то иметь всегда лучше, чем врага, это я точно знаю. Вот вам на это моя рука, жмите крепче! С этой самой минуты промеж нами не должно быть больше ни ссор, ни разных раздоров.
Венгр все еще держал Пфотенхауера за правую руку, а при последних словах тот протянул ему и левую. Малыш схватил ее, доверчиво заглянул в смеющиеся глаза Серого и сказал:
— Я согласен, очень и целиком. Дружба, наша, должна быть вечной, и еще намного более задушевной, чем вы сказать только что. Давайте мы прямо здесь, над трупом бегемотовым, сделаем брудершафт до гроба, нашего. И я скажу вам «Шмоллис», мое, а вы скажете мне «Фидуцит»[156], ваше.
— Знаете, дружище, по мне, так это будет не всамделишный фидуц. Я так понимаю, сомнительное это дело — брудершафт над трупом, хотя бы даже и бегемотовым! Да у нас и напитка-то нет подходящего для такого случая. Настоящий «Шмоллис» нужно запивать добрым баварским пивом, а раз уж здесь такого не имеется, то давайте подождем, пока мы оба не вернемся в Мюнхен. Там-то у нас дело быстро на лад пойдет!
— Это было мнение, правильное, — неожиданно легко согласился Отец Листьев. — Брудершафт, мокрый, лучше, чем брудершафт, сухой. Пусть останемся на «вы», вежливое, но дружба наша будет все равно очень прочной!
— Конечно! Уж вы увидите, я умею быть хорошим другом, и если вам понадобится моя помощь — на меня положиться можно. Ну, и хватит об этом! Скажите-ка лучше, что мы с этим зверюгой делать будем? Коли оставить его здесь валяться, сюда со всей округи крокодилы сбегутся.
— Пусть Стефан останется его сторожить, — предложил Шварц, — а мы вернемся в лагерь и пошлем сюда людей, чтобы они перетащили тушу к костру. Похоже, наша утренняя прогулка подошла к концу.
— Да, наверное. Солнце уже давно встало, и все солдаты, должно быть, проснулись. Пойдемте скорее, чтоб не заставлять Стефана прозябать тут целый день. Я думаю, он не даст утащить у себя свою добычу.
— Что? — воскликнул словак. — Вы опять хотеть меня оскорбить!
— Я? И не думал даже. Мы же теперь друзья и не должны больше обижать друг друга.
— Я хотел бы настаивать на этом! Если вы думали, что я позволяю утащить у себя бегемота, мной охраняемого, то мне и в голову не пришло бы делать с вами брудершафт, баварский. Я сейчас тут же приму состояние, оборонительное, а вы можете идти в спокойствии, доверительном.
Он поднял с земли свое ружье и принялся его перезаряжать, а немцы повернули в сторону лагеря. Обсуждать только что пережитое приключение им почему-то не хотелось, и они шагали по лесу в совершенном молчании. Только благодаря этому обстоятельству шедший впереди Шварц заметил деталь, которая в другое время легко могла бы ускользнуть от его внимания. Когда до лагеря оставалось еще больше половины пути, он остановился и, указывая на сломанный папоротник, вполголоса сказал Серому:
— Стойте! Смотрите: здесь кто-то проходил!
— Ну и что с того? — равнодушно, но так же тихо спросил Пфотенхауер.
— Вы, кажется, не придаете этому никакого значения?
— А вы этот пустяк уж слишком близко к сердцу принимаете.
— В нашем положении ни одну мелочь нельзя оставлять без внимания.
— Да это наверняка был кто-нибудь из нашего лагеря.
— Нет, ведь к нам никто не приходил.
— Ну, тогда, возможно, мимо пробегал какой-нибудь зверь, да и надломил папоротник.
— Вот сейчас и проверим.
— Ну, если вам это интересно, проверяйте, ради бога, а я пока дальше пойду.
— Нет, пожалуйста, дорогой мой, подождите немного!
Шварц наклонился и принялся внимательно рассматривать влажную, заболоченную почву. Когда он снова выпрямился, лицо его было задумчивым и встревоженным. Пфотенхауер заметил это и спросил:
— Что такое, что вы там увидели? Ваша физиономия не очень мне нравится.
— Здесь шел босой человек, и причем совсем недавно.
— Может, вчера?
— Нет, потому что иначе на папоротнике осталась бы роса. Ее стряхнули, значит, растение было сломано уже после рассвета.
— Мало ли, кто нас мог искать. Может, поутру нас хватились и послали кого-нибудь посмотреть, куда мы делись.
— Тоже нет. След ведет не от лагеря, а к нему. Идите-ка за мной и постарайтесь не производить ни малейшего шума!
Шварц медленно двинулся вперед, внимательно глядя себе под ноги, чтобы не потерять след. Сначала он точно следовал направлению, откуда пришли оба немца, потом свернул влево. Шварц остановился, и, указывая своему спутнику на отпечатки босых ног, которые были хорошо видны на рыхлой земле, прошептал:
— Это очень глупый человек. До сих пор он шел точно по нашим следам, и значит, должен был знать, что из лагеря ушли двое. Как же он мог не подумать о том, что когда они будут возвращаться, то обязательно увидят следы, которые он здесь оставил?
— Может, это все же кто-то из наших? Тогда ему ни к чему скрываться.
— Если бы это было так, если бы кто-то вышел искать нас, он шел бы совсем в другую сторону и наверняка звал бы нас. Нет, мы явно имеем дело с незнакомцем и должны быть очень осторожны. Смотрите вперед во все глаза, чтобы он не заметил нас раньше, чем мы его.
След вел к тем кустам между лагерем и заливом, где вчера устроили засаду Шварц и его тридцать солдат. Вся земля между кустами была вытоптана, и, опасаясь, что там он может потерять след, Шварц ускорил шаги, чтобы догнать неизвестного прежде, чем он достигнет этого места.
Камыш отступил в сторону, и теперь под ногами друзей была только сырая земля, по которой тянулась частая цепь следов. Преследователи двигались короткими перебежками, укрываясь за толстыми, отстоящими довольно далеко друг от друга деревьями. В какой-то момент они оказались под высоким деревом, и Шварц как раз собирался снова выбежать на открытое пространство, когда Пфотенхауер обхватил его сзади и прошептал ему в самое ухо:
— Оставайтесь на месте! По-моему, я только что его видел.
— Где? — не оборачиваясь, спросил Шварц и снова отступил за дерево.
— Может, я и ошибся, хотя мне сдается, что нет. Отсчитайте-ка шесть деревьев туда, вперед, а потом гляньте направо. Видите, там стоит здоровенное дерево, чуть ли не больше этого? Так вот, мне померещилось, что возле него что-то движется, и я думаю, что это и есть тот парень, что нам нужен.
Шварц посмотрел туда, куда показывал Серый, его более острый и натренированный, чем у товарища, глаз сразу различил не только дерево, но и стоявшего за ним человека.
— Вы правы, — шепнул он, — там кто-то стоит.
— Кто?
— Этого я, разумеется, не знаю. Во всяком случае, как я и предполагал, он не принадлежит к нашему отряду. На нем одежда из обезьяньей шкуры, она точно такого же цвета, как стволы деревьев. Потому-то его так трудно различить.
