Полярный конвой. Пушки острова Наварон - Алистер Маклин
— Через три-четыре часа будет совсем светло, — пробормотал Мэллори. — Через четыре часа немцы узнают, что мы на острове. Только наступит рассвет, они пошлют лодку для проверки.
— Но, — предположил Стивенс. — ведь он мог упасть сам…
Мэллори слегка отодвинул брезент в сторону, выглянул в ночь. Было холодно. Начинал падать снег. Он опустил брезент.
— Пять минут, — рассеянно сказал он. — Мы отправляемся в путь через пять минут. — Он посмотрел на Стивенса и слабо улыбнулся. — Дело в том, что Андреа ткнул его ножом в самое сердце.
Последовавшие за этим часы, были сплошным кошмаром. Темнота, глубокий снег, голод, жажда, ноющие мышцы, крайнее изнеможение. Они решили вернуться назад, почти к тому месту откуда начали путь, и обойти гору Костос с другой стороны, ведь немцы наверняка решат, что они отправились к северу, в глубь острова напрямую от места высадки…
Шли без компаса. Без звезд и луны, которые помогли бы ориентироваться. Для ориентировки у Мэллори оставалось только ощущение уклона да запечатленная в памяти карта, которую месье Влакос показывал ему в Александрии. Мало-помалу он убедился, что они обошли гору и продвигаются по какому-то узкому ущелью вглубь острова.
Снег был их врагом. Тяжелый, сырой, пушистый. Он кружился вокруг людей, превращаясь в серую, похожую на плотное одеяло массу. Забирался за воротник и в ботинки, вкрадчиво пробирался под одежду, заползал в рукава, забивал уши, рты, глаза. Маской покрывал лица и превращал голые руки в ледышки, тяжелые и бессильные. Всем было трудно, но больше всех страдал Стивенс. Сырая одежда, в которую его завернули, превратилась в лед. Он был лишен возможности согреться движением. Дважды Андреа останавливался и прикладывал руку к его сердцу, так как опасался, что парень уже мертв. Но Андреа не мог ничего определить — руки у него застыли и ничего не чувствовали. Ему оставалось только идти дальше, падать и спотыкаться.
Около пяти утра Мэллори приказал ради безопасности связаться веревкой. Они поднимались по склону. Крутому, предательскому, скользкому, на котором росло лишь несколько чахлых грабов. Еще минут двадцать они тяжело карабкались по увеличивающейся крутизне, держась в затылок друг другу.
Мэллори шёл первым. Ему и думать не хотелось, каково приходится Андреа, несущему Стивенса. Неожиданно уклон уменьшился, а вскоре и совсем исчез. — Они прошли перевал. Теперь они спускались в долину.
Вышли к пещере. Унылый, безрадостный, серый свет струился с бледного низкого неба. Месье Влакос говорил, что весь юг Наварона был как соты — сплошь покрыт пещерами. Но эта оказалась первой более-менее настоящей, попавшейся на их пути. Для замерзших, измученных людей она показалась шикарным убежищем. Места хватило для всех. Завесили вход плащ-палаткой и привалили камнями. Неведомо как в такой темноте они сняли со Стивенса мокрую одежду, опустили его в спальный мешок и плотно укутали. Влили ему в рот несколько глотков бренди. Потом все четверо, даже неутомимый Андреа, рухнули на заснеженный пол пещеры и заснули мертвецким сном. Забыв о холоде, голоде, о насквозь промокшей одежде, о больных, замерзающих руках и даже об опасности.
ГЛАВА 7
Вторник.
15.00—19.00
Бледное солнце, будто с покрытой инеем кромкой, выползло из проплывающего обрывка облака. Оно давно прошло зенит и теперь быстро скатывалось на запад. Андреа отвел в сторону край плащ-палатки и огляделся. Некоторое время он стоял неподвижно, пытаясь расслабить застывшие, ноющие мышцы ног. Суженные блуждающие глаза его еще не привыкли к искрящемуся сиянию кристального снега. Затем бесшумно выскользнул из укрытия, в несколько прыжков добрался до верхнего края впадины, вытянулся на снегу и осторожно прополз к самой кромке. Медленным пристальным взглядом обвел он раскрывшуюся панораму.
Далеко под ним простиралась огромная, изогнутая дугой, почти идеально симметричная долина — долина, внезапно возникшая в объятиях крутолобых гор и плавно уходящая на север.
Ближайший, похожий очертаниями на быка каменный гигант справа от него, словно в задумчивости, навис уходящей в облака вершиной над простором долины. Это Костос, самая высокая гора острова. Они прошли по ее левому склону ночью. В пяти милях к востоку возвышалась другая гора, лишь немного уступающая Костосу по высоте. Северный склон ее круто обрывался в сторону долины, вытянувшейся на северо-восток. Еще дальше в сторону, примерно в четырех милях к северо-северо-востоку, несколько ниже линии снегов и одиноких пастушьих хижин, в складке холмов, на берегу небольшого ручья, который вился по долине, лежало крошечное поселение с плоскими крышами. Это могла быть только деревня Маргарита.
Изучая окрестности, обшаривая глазами каждую трещину, каждый камень, Андреа все пытался определить источник звука, который минуту назад разбудил его. Звук прорвался сквозь покрывало сна, мгновенно поднял его на ноги и приготовил к любой неожиданности еще до того, как сознание успело запечатлеть в памяти этот звук. Вот он снова услышал этот звук — трижды за три секунды, — высокий, одинокий, надрывный свист, эхом прокатившийся по склонам горы Костос. Эхо еще не отзвучало в воздухе, а Андреа уже не было на этом месте.
Через полминуты он вновь появился. Мышцы лица свело от прикосновения ледяных окуляров цейсовского бинокля Мэллори. «Так и есть, это они», — угрюмо подумал Андреа. Двадцать или тридцать солдат вытянулись в длинную неровную линию на снежном склоне Костоса и медленно двигались вперед, тщательно прочесывая каждый овраг, каждую кучу камней. Солдаты были в маскхалатах, но разглядеть их было легко даже отсюда, с расстояния двух миль. Концы связанных лыж поднимались над их головами и отчетливыми штрихами выделялись на белизне снега. Эти черные плоски подпрыгивали и покачивались, когда солдаты скользили и спотыкались на крутом склоне горы. Время от времени в центре цепочки кто-то размахивал альпенштоком, как бы координируя действия поисковой группы. Это он свистел — решил Андреа.
— Андреа! — голос из пещеры был очень тихим. — Что произошло?
Прижав палец к губам, Андреа повернулся в снегу и увидел у входа Мэллори. Заросший, в мятой одежде, он прикрывал рукой глаза от ослепительного сияния снега, а другой тер покрасневшие веки. Андреа поманил его пальцем, и Мэллори послушно двинулся к греку, морщась от боли при каждом шаге. Пальцы ног распухли, слиплись от запекшейся крови. Мэллори не снимал ботинок с тех пор, как взял их у мертвого часового и с трудом напялил на ноги. Он
