Связанный гнев - Павел Александрович Северный
– Жихарев и саткинский пристав.
– Софья Тимофеевна встала?
– Кажется, нет.
– Прекрасно! Сойдемте в контору и попробуем догадаться, в чем дело.
В конторе Новосильцев и Пестов тотчас услышали окрик пристава:
– Помещения не покидать.
Но Новосильцев, пройдя мимо пристава, вышел на террасу. Пристав кинулся за ним следом, выкрикивая:
– Требую выполнять мои приказания! На прииске чрезвычайное положение!
Новосильцев, не оборачиваясь, спросил:
– Не знаете меня? Новосильцев, полковник в отставке.
Пристав, тотчас взяв под козырек, заговорил вкрадчивым голосом:
– Мне приказано, ваше высокородие.
– Что вам приказано?
– Никого из дома не выпускать.
– Никуда и не собираюсь. Ротмистр Тиунов здесь?
– Никак нет.
– Чем вызвано появление полиции на приисках Софьи Тимофеевны Сучковой?
– Секретным приказанием из Златоуста.
– Понятно. Ну что ж, пойдемте в контору, раз вам приказано никого не выпускать.
Вернувшись с приставом, Новосильцев сел в кресло за столом Пестова. Заложив руки за спину, спокойно ходил Пестов. Жихарев, переминаясь с ноги на ногу, стоял у дверей в комнату Рязанова, не спуская глаз с пристава, готовый к ответу на его вопросы. Пристав обратился к Пестову:
– Дайте ключи от замков на шкафах.
– Они у хозяйки, господин пристав.
– Как так? Жихарев только что доложил, что ключи у вас.
– Он с перепугу сказал, не подумавши.
– С какого перепугу? Чего мог испугаться?
– Хотя бы вашего внезапного появления.
– Жихареву не надо опасаться полиции. Его личность нам известна.
– Но и моя личность вам хорошо известна, господин Сковородников.
– Разве отрицаю, что знаю вас?
– Обыски уже начались?
– Пока нет. Но, несомненно, приказ об них последует и повлечет аресты.
– Вы в этом уверены? – спросил Новосильцев.
– Не уверен, ваше высокородие, но согласитесь, что обыски не об ходятся без арестов. Жихарев, кто живет в комнате, возле которой стоишь?
– Наш бухгалтер Рязанов.
– Это, кажется, ссыльный студент?
– Он самый.
– Надо же было вашей хозяйке допустить такую необдуманность, чтобы держать у себя на службе человека с политически запятнанной репутацией.
Подойдя к двери в комнату, пристав постучал в нее. Жихарев поспешил сообщить:
– Их, ваше благородие, дома нет со вчерашнего вечера.
– Где же он?
– Не могу знать.
– Открой дверь.
Жихарев толкнул дверь, но она не открылась.
– Заперта.
– Не слепой, вижу. Какие там у него ценности, чтобы держать дверь на запоре? Жихарев, что было приказано? Внимательно следить за длительными отлучками Рязанова.
– Так они вроде никуда не отлучались, только вот вчерась.
– То-то и оно, что именно вчерась.
– Взломай дверь.
Но пристав вздрогнул от неожиданного крика вошедшего Рязанова:
– Не смейте!
– Чего орешь? Кто ты такой?
– Не ору, а кричу! И не ты, а вы! Моя фамилия Рязанов. Жилец заинтересовавшей вас комнаты. Доброе утро, господа.
Рязанов, улыбнувшись, поздоровался с Новосильцевым и Пестовым. В волосах студента соринки от сена, ибо его крепкий сон в стогу разбудил произошедший на прииске переполох.
– Что вас интересует в моей комнате?
– Откройте ее немедленно.
– У вас имеется ордер?
– На прииске объявлено чрезвычайное положение. Открывайте!
Рязанов ключом открыл дверь. Пристав обратился к Пестову:
– Прошу быть свидетелем осмотра комнаты.
– Занимаемое мною положение не позволяет мне быть таковым.
– Обязаны. Иначе…
– Что иначе? – резко спросил Рязанов. – Берете на испуг? Не забывайте, что лично я не раз пуган полицией, но не запуган.
– Чините сопротивление?
– Мешаю вам быть самодуром.
– Хорошо! Отложим разговор с вами до приезда начальства.
– Вполне правильное решение после того, как не удалось взять на испуг.
Рязанов вошел в свою комнату, плотно прикрыл за собой дверь.
По лестнице в контору сошла Софья Тимофеевна и спросила Пестова:
– Почему не разбудили меня, Лука Никодимович?
– Это я не разрешил, Софья Тимофеевна. Не было надобности.
Смотря на любимую, Новосильцев обратил внимание, что ее прическа в это утро сделана не так тщательно, но держалась Софья великолепно, без малейших признаков растерянности.
– Что же случилось? Вадим Николаевич, почему на прииске полиция.
– Со слов пристава, полиция здесь по распоряжению из Златоуста. Видимо, очередной донос.
– Попрошу, господин полковник.
– Что попросите, господин пристав?
– Не делать поспешных, опрометчивых заключений.
– Представьте, не сомневаюсь, что ваше присутствие здесь вызвано анонимным доносом.
– Госпожа Сучкова, попрошу ключи от замков.
– Ключей, господин пристав, не дам, пока не буду знать причины появления полиции на моих угодьях. Предупреждаю также, что до приезда ротмистра Тиунова не позволю вам ни к чему прикасаться в конторе без предъявления надлежащих документов.
– Но без ключей начальство прикажет взламывать замки.
– Начальство получит ключи, но только на законном основании.
– Напрасно не выполняете мои пожелания. Малейшее сопротивление с вашей стороны не сулит вам ничего хорошего. Придется отвечать по закону.
– На вашем месте я бы обходилась без угроз. Пойдемте, Вадим Николаевич, в казармы. Меня беспокоит, что там происходит.
– Прошу конторы не покидать.
– Почему, господин пристав? Мы не арестованы. Лука Никодимович, пойдемте с нами.
Проходя мимо Жихарева, стоявшего у дверей в комнату Рязанова, Софья, улыбаясь, спросила:
– Бережете сон бухгалтера?
– Никак нет.
Софья, засмеявшись, вышла из конторы в сопровождении Новосильцева и Пестова. Пристав, сделав за ними несколько шагов, пожав плечами, остался в конторе.
– Черт с ними! Недолго будут вольничать! За все ответят!
– Господин Сковородников!
– Чего тебе, Жихарев?
– С господином полковником будьте осмотрительней.
– Это почему?
– Они георгиевский кавалер.
– Неужели? Не мог раньше предупредить, дубина?
– Я только к тому, что господин Новосильцев по характеру человек крутой.
– Подумаешь! Я тоже не из мягких по характеру…
В казармах бушевали накалившиеся людские страсти. Если мужчины, сдерживая негодование, кое-как подчинялись полицейскому запрету, то женщины, особенно бобылки, с ним совершенно не считались.
Они давно покинули свои помещения в казармах. Полицейские насильно старались их вновь водворить туда, но безрезультатно, несмотря на рукопашные схватки.
Выведенный из себя бабьим неповиновением урядник, конем осаживая толпы женщин к дверям казармы, хотел стегнуть нагайкой особо крикливую старательницу, но вместо нее ударил стоявшего с ней подростка, окровенив ему лоб. Плач ребенка и кровь, заливавшая его лицо, подлили масла в женский гнев. Многие из них, хватая в руки лопаты и колья, ринулись к уряднику. Цыганка Эсфирь, стоявшая у открытого окна мужского барака, в котором жил башкирин Семерка, крикнула ему:
– Дай плеть! Живо!
Выхватив из рук башкирина плеть, цыганка, щелкая ею в воздухе, обвила ее концом шею урядника и, потянув плеть к себе, стащила обидчика с лошади, начала хлестать упавшего. Урядник, валяясь на земле, кричал истошным голосом, принимая на себя удары плети в клубах пыли. Женщины с трудом утихомирили Эсфирь, оттащив ее от избитого до крови урядника…
В полдень в хозяйской столовой пили кофе Софья Тимофеевна, Олимпиада Модестовна, Нина Васильевна, актриса Глинская, Новосильцев, доктор Пургин и ротмистр Тиунов.
