Всю жизнь я верил только в электричество - Станислав Борисович Малозёмов
– Ура победителю! Настоящий мужчина! С боевым крещением, Славка!
Потом аккуратно поставили меня на твердь и стали по очереди жать мне руку, которой я трудился на меже.
– Как это?! – закричал я и поднял глаза, полные слез радости. Через них видеть было трудновато. Пришлось стереть слёзы ладонью. – Елки-палки! Живые все! А я-то подумал…
Тут уже стали смеяться все до одного, включая меня. Правда, я оказался единственным, кто почти истерически хохотал сквозь слёзы радости.
– Да это они, дураки здоровые, разыграть тебя вздумали, сынок, – мама подошла и стала целовать меня и гладить по растрепанной и мокрой от пота бывшей прическе.
– Ты же их опередил вон на сколько! – сказала бабушка. – Потому не обижайся. Это у них шутки такие дурацкие. Да ну их к лихоманкам, родимцев стогнидных! Пойдем покушаем да доделаем всё. Василий через три часа приедет уже.
– Загнал ты нас, пацан! – Шурик похлопал меня по плечу. – Мы, правда, чуть не померли, пока тебя догоняли. Молодец! Будет мужик из тебя!
– Халву ты честно заработал. И лимонад, – тоже примирительно похлопал меня по другому плечу батя. – Не обижайся.
– Да ну! – обрадовался я тому, что все живы.– Что ж я, юмора не понимаю, что ли?!
И мы стали весело есть, пить и думать о том, сколько ещё времени уйдет, чтобы убрать всё. От начала поля до середины его стояли на меже девять мешков картошки, уже завязанных джутом.
– А ведь мешков пятнадцать получится, Борька. – Шурик приобнял отца и с удовольствием потянулся. – Ну что, пошли добьём дело-то! А ты, Славка, не торопись больше. Соревнование ты натурально выиграл. Халву с лимонадом заработал честно. Иди, спокойно копай дальше.
И я пошел туда, где колом торчала сиротливая моя, острая как бритва лопата. Я копал и не оглядывался. Потому и не видел того, чего мне и не надо было видеть. Это мне бабушка потом рассказала, что от самого начала моей делянки пошел отец со своей лопатой и выкапывал с боков ямок, которых я нарыл сотни, картошку, которая осталась в земле. Сильно спешил я. Выиграть хотел. Отец после меня набрал два мешка. Но мне об этом никто не сказал. Только бабушка. И то – через неделю.
Пробежали ещё часа два, и мы закончили. Поставили ровно шестнадцать мешков картошки. Два – огурцов. Два – помидоров. И четыре мешка капусты.
Про подсолнухи и кукурузу вообще промолчу. На три семьи хватило бы.
А вскоре приехал долгожданный дядя Вася. Втроём они быстро закидали мешки в машину. Поставили их там ровненько. Я, отец и Шурик сели рядом с мешками в кузов, женщины – в кабину. И мы поехали домой.
– Добренько взяли с поля, а, Борис!? – не то спросил, не то подтвердил Шурик.
– Отлично взяли! – увесисто оценил результат батя. – И без этого урожая по миру не пошли бы. А с ним теперь всю зиму не жизнь будет, а малина.
Я трясся, ударяясь легонько об мешок, вертел головой, разглядывая вечернее сентябрьское небо, красное там, где был закат. И темно-синее над головой. Мне было легко и хорошо. Душа моя пела что-то приятное. Что-то о любви к своим, к хорошей жизни и хорошему, нужному, настоящему мужскому делу, которому меня сегодня научили. И я был в очередной раз в своей разгоняющейся к юности жизни рад ей и счастлив.
Глава двадцать четвертая.
На въезде в город, уже после моста, перепрыгивающего каждый день наш Тобол на высоте тридцати метров, стряслось с нами настолько необычное для Кустаная событие, что после того, как всё утряслось и мы снова собрались ехать домой, дядя Вася сначала три раза обошел машину вокруг и при этом непрерывно крестился, посылая взгляд в бесконечное небо. Он был самым загадочным верующим во Владимировке. Потому как верил исключительно под настроение. Нападали на него любовь к Господу и безграничное к нему доверие в основном с похмелья. Он так болел всем нутром от перепитого, что молился нетвёрдой рукой, милости Божьей заикаясь просил и клялся в своей истовой и глубочайшей вере в него.
Не знаю, может, в это время Всевышний был как раз ничем не занят и дядины мольбы мимо ушей не пропускал. Через пять-шесть часов похмелье он с него снимал и превращал в нормального. Который ещё день-другой по инерции крестился, а потом забывал напрочь.
А бабушка Стюра мне говорила, что Господь любит всех. Не только похмельного дядю Васю. Всех жалеет и всем помогает. Я, конечно, возражал, как мог. За что ему любить фашистов, воров, убийц, злых, жадных и завистливых придурков? Что с Богом в эти моменты случается? Путает, что ли, по старости всех, кого создал? Или считает, что плохие они только по неправильным меркам других людей? А по большому, глобальному счёту Господнему и сволочь всякая – не хуже остальных. А, может, и лучше. Потому как, у Господа из-под рук и уст святейших ничего плохого и негодного выйти не может в принципе.
Так вот крестился сейчас дядя мой, похоже, от неожиданности события. Более, кстати, редкого, чем падение метеорита к нему во двор. Наверное, он решил, что от постоянной езды на машине сильно устаёт ум и рождает галлюцинации. Но мы-то, сидевшие в кузове и кабине, ум вообще не напрягали, и нам ничего не могло почудиться.
Мы все, действительно, видели сейчас живого милиционера, работника ГАИ. У него даже синий мотоцикл был с коляской, перечеркнутой вдоль по борту красной полосой. А на полосе русским языком без ошибок написали слово «Госавтоинспекция». Милиционер стоял на обочине и ждал нарушителя. А их всегда было много, потому, что гаишников, как подозревали все водители, в Кустанае было всего два. Причем, один руководил и не выходил из кабинета. А другого раз в год видел кто-нибудь из нормальных, здоровых на голову шоферов. Поэтому призраком его не считали, многие даже мечтали с ним встретиться, но большинству до конца трудовой шоферской деятельности не везло. А вот нам пофартило просто сказочно!
Милиционер издалека засвистел в булькающий свисток, который висел на цепочке как православный крест. А потом, как рассказывал вечером за картофельным ужином дядя Вася, он вынул из-за спины страшно длинный черно-белый жезл и ткнул им в то место, куда мы должны были причалить.
Он встал на подножку и заглянул в кузов. В нём кроме мешков, но очень на них похожие, сидели два мужика и подросток.
– Для перевозки людей в кузове всё оборудовано? – гаишник снял фуражку и протянул шею с головой почти в середину кузова.
– А как же! – услышали мы уверенный отклик дяди Васи. – В настоящее
