Вэчел Линдсей - Призраки бизонов. Американские писатели о Дальнем Западе
Снег перестал ненадолго, но вскоре пошел снова; налетевший шквал крутил его вокруг нас минуту-другую, и деревья уже не спасали; метель спрятала костер, занавесив его пеленой из снега, который мело, вероятно, с открытого места. Затем ветер стих, а снег продолжал идти, настойчивый, косой, но уже не такой густой. Нет, не разыграться настоящей вьюге. Вокруг под порывами ветра трещали ветки. Это был болотистый край раздола, и росла тут не сосна, а осина да ива. Когда лошади переминались с ноги на ногу, чавкала грязь и вокруг копыт на снегу видно было темную каемку от проступавшей воды. Местами, однако, слякоть подмерзла, и тонкая корка льда лопалась под копытами.
Еще несколько раз мы слышали бычий рев. Ветром относило звук, и, казалось, он долетает откуда-то издалека, хотя стадо должно быть где-то здесь, поблизости.
Спустя какое-то время Тетли вывел нас на опушку осинника, где мы опять оказались на самом ветру. Мы ждали там, всматриваясь в снег, кружащий над старицей, и в черный провал раздола, но, конечно, ни всадников и вообще ничего, кроме костра, не видели. Мне казалось, что сейчас около часу, не меньше, но я давно уже понял, что, определяя время ненастной ночью, можно свободно на четыре часа промахнуться; вот если выполняешь привычную работу, которой занимаешься еженощно, например, объезжаешь стадо в одной и той же долине — тогда, конечно, другое дело…
Наконец Тетли сказал, как если бы все это время держал перед собой часы и точно рассчитал момент выступления:
— Ну, пора.
Когда мы тронулись, Мэйпс спросил:
— Рассыпаться?
— Нет, нагрянем сомкнутым строем. Разве только они заприметили нас заранее. Если костер погаснет и начнется стрельба, тогда рассыпайтесь и скачите к костру. Те, кто будет на флангах, следите за тем, чтобы не замешаться в отделение миссис Грир или Уайндера.
Итак, наше отделение выступило, пропахивая широкую полосу в подмерзшей слякоти. Тетли, и Фернли, и Мэйпс ехали в ряд, немного впереди. Ни один не хотел уступить первенства. Мы с молодым Тетли ехали за ними; замыкали строй еще двое ковбоев. Все неотрывно смотрели на костер.
Но, даже подъехав гораздо ближе, мы не увидели ничего, кроме костра, снова начавшего угасать, и слабо освещенной стены хижины да несколько стволов сосен. Я даже заподозрил, что они разожгли костер для отвода глаз, а сами дали тягу или залегли где-то, чтоб перестрелять нас по одному. В голове опять прояснилось, и плеча я почти не чувствовал. Только снег раздражал, хотя теперь он был легким и реденьким. От его мельтешения мне казалось, что у меня что-то неладное с глазами. Мы четверо, ехавшие сзади, все поглядывали по бокам, опасаясь, что наша сторона квадрата недостаточно прикрыта, но трое передних ехали все так же в ряд и вроде бы интересовались только костром и открытым местом, где он разложен, хотя по позам видно было, что начеку они не хуже нашего.
Когда мы стали подниматься на небольшой пригорок, где стояла хижина, все трое отчетливо вырисовывались на фоне костра. Видно было, как Мэйпс сунул руку под мышку и достал спрятанный там револьвер. Карабин Фернли лег поперек седла, и мне послышался щелчок затвора. Тетли по-прежнему спокойно ехал вперед.
Я тоже достал свой револьвер. Когда я шевелил правой рукой, боль сильно отдавалась в раненом плече, и мне совсем не хотелось впопыхах выхватить оружие, а то еще станет дурно, как тогда при спуске. Голова была яснее некуда, раз я мог предусматривать такие мелочи. И все чувства обострены. Даже не оборачиваясь, я мог сказать, что ребята, едущие позади, тоже готовятся. На меня напало возбуждение и непонятная радость. Мне казалось, что, если угонщики попрятались, я мог бы указать деревья, за которыми они скрываются. Только молодой Тетли портил картину. Я рискнул исподтишка посмотреть на него. Костер был так близко, что я ясно видел его лицо. Он сидел, уставившись глазами вперед, совершенно безучастный, и оружия не доставал. Теперь-то я понимаю, он просто для себя решил, зачем вообще здесь находится, но тогда сильно обозлился, что кто-то из нас не проявляет должного усердия; потом мне показалось, он до того струсил, что ничего не соображает, и я на миг пришел в совершенную ярость — так бывает, когда подумаешь, что чужое ротозейство может стоить тебе жизни. Я приблизился и тряхнул его как следует, от этого в плечо мне так кольнуло — дух занялся от боли. Он повернул голову и я увидел, что взгляд у него вовсе не отсутствующий. Он отлично понимал, где находится, только от этого радости было мало.
Мы почти въехали в круг света, отбрасываемого костром, когда Тетли остановил нас. Я твердо настроился на засаду, поэтому то, что я увидел в просвете между Тетли и Мэйпсом, сильно меня удивило: прямо на земле, завернувшись в пестрое одеяло, спал человек. Он лежал головой к костру, подложив под нее седло, лицо в тени, однако, в тот момент, когда мы посмотрели на него, он вытащил из-под одеяла руку и прикрыл ею глаза. На нем была оранжевая рубаха. Попавшая в полосу света рука была темной, как старое седло. Но не рука индейца, во всяком случае, не широкая и не короткопалая, как у уошо и пайютов, которых мне приходилось встречать, а длинная и узкая, с утолщенными суставами. Мы стояли так близко, что я рассмотрел у него на среднем пальце тяжелое серебряное кольцо с крупной овальной бирюзой, навахское. Судя по контуру, человек крупный и грузный.
У огня спали еще двое — один лежал на боку, лицом к костру и спиной ко мне, другой по ту сторону костра, ногами к огню. Мне видны были только их очертания под одинаковыми одеялами, серовато-голубыми с черной полосой по краям, какие были у северян в гражданскую войну.
Очевидно, Тетли пришел к тому же заключению, что и я, — люди эти не из наших мест, сомнений тут быть не может, в остальном разберемся. Он подождал ровно столько, сколько требовалось, чтобы убедиться, что они не прикидываются спящими, выехал на свет и остановил коня прямо у ног человека с кольцом на пальце. Мы поехали следом за ним и выстроились полукругом по другую сторону костра, как он нам жестом указал. Поглядев на спящего, он сказал громко и отрывисто:
— Встать!
Другие двое шевельнулись под своими одеялами, но не проснулись, мужчина с кольцом, однако, очнулся ото сна в ту же секунду; при виде нас он пробормотал что-то себе под нос и резким движением высвободился из-под одеяла, одной рукой нашаривая что-то в его складках.
— Брось! — прикрикнул Фернли. Прижав к боку свой карабин, он держал лежащего человека под прицелом. У того были черные тяжелые волосы и маленькие черные усики. Похож на мексиканца, хотя волосы по-индейски собраны на затылке в пучок и лицо широкое, с высокими плоскими скулами. Мне он все же показался мексиканцем, выдающим себя за навахо.
