Неграмотная, которая спасла короля и королевство в придачу - Юнас Юнассон
Некоторые сложности возникли на внешнеполитической арене. Учитывать позиции его страны мир категорически отказывался. Такая очевидная вроде бы штука – если ты не белый, то никогда им не станешь – вызывала множество нареканий.
Удовлетворение бывшему нацисту Форстеру доставляло только сотрудничество с Израилем. Хоть они там и сплошь евреи, но во многих отношениях такие же не понятые миром, как и Форстер.
«Нет, в задницу», – еще раз заключил Б. Й. Форстер.
Чем он только занимается, этот халтурщик Вестхёйзен?
• • •
Новой прислугой, нежданно посланной ему провидением, Энгелбрехт ван дер Вестхёйзен был доволен. Она уже кое-что делала, еще когда ковыляла с левой ногой в шине и правой рукой в гипсе. Эта, как ее там?
Вначале он называл ее «кафрой-2», чтобы не путать с другой негритянкой – уборщицей на внешнем КПП. Но когда об этом узнал епископ местной реформатской церкви, инженер получил выговор. Чернокожие заслуживают большего уважения.
Эта церковь уже сто с лишним лет допускала негров к литургии вместе с белыми, хотя черным приходилось дольше дожидаться причастия, ведь их такое количество, что хоть строй для них отдельные церкви. Вины реформатской церкви в том, что черные размножаются как кролики, епископ не видел.
– Уважение, – повторил он. – Поразмыслите о нем, господин инженер.
Слова епископа впечатлили Энгелбрехта ван дер Вестхёйзена, но удержать в голове имя Номбеко ему так и не удалось. Поэтому обращался он к ней «ты-как-тебя-там», а в остальных случаях… упоминать ее в остальных случаях смысла, строго говоря, не имело.
Премьер-министр Форстер уже дважды являлся с визитом, оба раза любезно улыбаясь, но давая понять, что если в ближайшее время в ядерном центре не появятся пресловутые шесть бомб, то может получиться, что и инженера Вестхёйзена в нем больше не будет.
Перед первым приездом премьера инженер собрался запереть эту-как-ее-там в чулан. Разумеется, правила не запрещали держать на базе цветную прислугу, если не давать ей пропуска наружу, но в глазах инженера это выглядело неопрятно.
Однако у варианта с чуланом имелся тот недостаток, что этой-как-ее-там не будет под рукой, а инженер довольно быстро понял, что иметь ее под рукой совсем не плохо. Уму непостижимо, но в голове у этой девчонки постоянно что-то крутилось. Она оказалась гораздо нахальнее, чем положено, и нарушала все правила, какие могла. Предела ее наглость достигла, когда девчонка без разрешения стала ходить в библиотеку научного центра и даже брать там книги. Первым порывом инженера было прервать все работы и подключить к расследованию службу безопасности. Зачем неграмотной из Соуэто понадобились книги?
Но потом он обнаружил, что она их читает. Это поразило его еще больше – умения читать за местными неграмотными как-то не водилось. Затем инженер увидел, что она читает, – а именно всё, включая литературу по высшей математике, химии, электротехнике и металлургии (предметы, в которые, кстати, не мешало бы углубиться и самому инженеру). А однажды, застукав ее уткнувшейся носом в книгу вместо того, чтобы драить полы, он увидел, что девчонка сидит и улыбается, глядя на математические формулы.
Смотрит, кивает и улыбается.
Самым возмутительным образом! Инженеру изучение математики ни малейшей радости не доставляло. Как и постижение прочих наук. К счастью, он получил наивысшие баллы по окончании университета, главным спонсором которого являлся его отец.
Знать все обо всем, полагал инженер, вовсе не обязательно. Для успешной карьеры достаточно высоких баллов, правильного папы и умения беззастенчиво использовать чужие способности. Но чтобы усидеть на своем нынешнем месте, инженер должен был представить результаты. Не свои, конечно, – на то есть ученые и лаборанты, которых он распорядился нанять и которые теперь работали на него день и ночь.
А команда делала несомненные успехи. Инженер не сомневался: в не столь отдаленном будущем они разберутся с оставшимися немногочисленными техническими сложностями, так что можно будет приступить к испытаниям ядерного оружия. Все же рабочей группой руководит не дурак. Наоборот, он здорово надоел своими успехами, о малейшем из которых спешил тут же доложить и ждал реакции инженера.
И тут появилась эта-как-ее-там. Разрешив своей уборщице рыться в библиотеке, инженер распахнул перед ней настежь дверь в математику, и девчонка принялась жадно поглощать все, что имело отношение к алгебраическим, трансцендентным, мнимым и комплексным числам, постоянной Эйлера, дифференциальным и диафантовым уравнениям и бесконечному (∞) количеству иных премудростей, более или менее недоступных инженеру.
Со временем Номбеко стала бы правой рукой главы рабочей группы, не будь она этой-как-ее там, а главное, имей она кожу правильного цвета. А тут она получила сомнительное звание прислуги за все, а параллельно с уборкой читала кирпичи, написанные руководителем рабочей группы, с изложением проблем, описанием экспериментов и аналитикой. То есть всего того, что сам инженер прочесть был не в состоянии.
– Про что хоть вся эта хрень? – спросил однажды инженер Вестхёйзен и протянул уборщице очередную стопку бумаг.
Номбеко прочитала и вернулась с ответом:
– Это анализ статического и динамического воздействия ударной волны в зависимости от количества килотонн.
– А теперь по-человечески, – велел инженер.
– Чем мощнее бомба, тем больше зданий взлетит на воздух, – объяснила Номбеко.
– Да ладно, это же понятно даже горной горилле! Неужели кругом сплошные идиоты? – вопросил инженер, долил себе коньяку и приказал уборщице скрыться с глаз долой.
• • •
Как тюрьма Пелиндаба, на взгляд Номбеко, практически не имела себе равных. Собственная кровать, доступ к ватерклозету вместо ответственности за четыре тысячи отхожих мест с выгребными ямами, двухразовое питание плюс фрукты на обед. И собственная библиотека. Вернее, не то чтобы собственная, но никто, кроме Номбеко, ею не интересовался. Библиотека, впрочем, была не слишком богатой – предположительно куда беднее, чем Национальная библиотека в Претории. Кое-что на полках либо устарело, либо не имело отношения к делу, либо и то и другое одновременно. Но тем не менее.
Так что она без особых сожалений продолжала отрабатывать наказание за свою неосторожность – за то, что позволила пьяному в хлам водителю сбить себя на йоханнесбургском тротуаре зимним днем 1976 года. Жилось ей теперь во всех отношениях лучше, чем когда она чистила отхожие места на крупнейшей в мире человеческой свалке.
Но миновало столько месяцев,
