Джон Ле Карре - Команда Смайли
– Три года назад, Джордж – начнем с этого момента, – вскоре после того, как вы ушли из Цирка, ваш преемник Сол Эндерби – ваш достойный преемник – под давлением заинтересовавшегося нами кабинета министров – я говорю: заинтересовавшегося, поскольку кабинет был только что сформирован, – решил произвести далеко идущие перемены в практике разведки. Я ввожу вас в курс дела, Джордж, – пояснил он, прерывая самого себя. – И делаю это, потому что вы – это вы, а также в память о прошлом и из-за того, – он ткнул пальцем в окно, – что там случилось.
Стрикленд, расстегнув жилет и развалившись, подремывал словно пассажир первого класса в ночном самолете. На самом же деле его маленькие глазки настороженно следили за каждым движением Лейкона. Дверь открылась и снова закрылась, впустив Мостина, который вновь опустился на табурет для рояля.
– Мостин, надеюсь, вы заткнете уши и не станете слушать. Я говорю сейчас о большой, большой политике. Одной из таких далеко идущих перемен, Джордж, стало решение создать межведомственную комиссию по определению политики. Смешанную комиссию, – он сделал округлый жест руками, – частично Вестминстер, частично Уайтхолл, – в которую вошли бы представители кабинета министров, а также основные наши клиенты из Уайтхолла. Так называемые «Мудрецы». Но эта комиссия, Джордж, должна находиться между разведывательным сообществом и кабинетом министров. В качестве канала, фильтра, тормоза. – Он подчеркивал свои слова жестами вытянутой руки, словно сдавал карты. – Чтобы заглядывать через плечо Цирка. Осуществлять контроль, Джордж. Бдительность и отчетность в интересах более открытого правительства. Вам это не нравится. Я вижу по вашему лицу.
– Я вне игры, – коротко возразил Смайли, – я не вправе судить.
Внезапно на лице Лейкона появилась растерянность, а в голосе послышалось чуть ли не отчаяние.
– Вы бы послушали их, Джордж, наших новых хозяев! Вы бы послушали, как они говорят о Цирке! Я у них мальчик для битья, черт бы меня побрал, я это знаю: каждый день получаю тумаки! Издевки. Подозрения. Недоверие на каждом шагу, даже со стороны министров, которые уж должны бы разбираться. Как будто Цирк – некое жуликоватое животное, недоступное их пониманию. Как будто британская разведка – придаток консервативной партии, которая является ее полновластным хозяином. Не их союзник, а некая змея, автономно действующая в их социалистическом гнезде. Будто вернулись тридцатые годы. Вы знаете, они даже снова заговорили о необходимости принять Акт о свободе информации в Великобритании по американскому образцу! Подготовить его в кабинете министров! Чтобы были открытые слушания, разоблачения – все на потеху публике! Вы бы поразились, Джордж. Вам стало бы больно. Подумайте только о том, как это отразится хотя бы на морали. Да разве Мостин когда-либо поступил бы на работу в Цирк после подобной шумихи в прессе и везде? Поступили бы, Мостин?
Вопрос этот, казалось, глубоко потряс Мостина, ибо его озабоченные глаза, казавшиеся почти черными из-за нездоровой кожи, приняли еще более сосредоточенное выражение, и он поднес большой и указательный пальцы к губам. Но не сказал ничего.
– На чем я остановился, Джордж? – обратился к нему Лейкон, внезапно потеряв нить.
– На Мудрецах, – не без сочувствия подсказал Смайли.
Лодер Стрикленд со своего дивана добавил собственное суждение о комиссии:
– Мудрецы, как же! Шайка торговцев фланелью левого толка. Правят нашей жизнью за нас. Советуют, как вести дела в лавке. Бьют нас по рукам, если мы ошиблись в сложении и написали не ту сумму.
Лейкон бросил на Стрикленда осуждающий взгляд, но не стал возражать.
– Одной из наименее спорных обязанностей Мудрецов, одной из первейших обязанностей, которую возложили на них наши хозяева и которая записана в совместно разработанной хартии, является проверка фондов. Ревизия ресурсов Цирка на операции во всем мире и сопоставление их с деятельностью, осуществляемой в соответствии с законными потребностями сегодняшнего дня. Не спрашивайте, что в их представлении является «законными потребностями сегодняшнего дня». Это весьма спорный вопрос. Однако мне следует быть лояльным. – И продолжил тем же тоном: – Достаточно сказать, что в течение полугода провели проверки и в соответствующее место нанесли удар топором. – Он умолк, уставившись на Смайли. – Вы меня слушаете, Джордж? – недоуменно спросил он.
В этот момент и правда трудно было сказать, слушал ли его Смайли. Тяжелые веки бывшего патрона почти закрылись, и щелочки глаз почти не видны были за толстыми стеклами очков. Он сидел прямо, но опустив голову, так что подбородок жирными складками сползал на грудь.
Лейкон помедлил немного, затем продолжил:
– И вот в результате этой рубки топором – этой проверки фондов, если угодно, – со стороны наших Мудрецов некоторые категории тайных операций тем самым были объявлены излишними. Запрещены. Так?
Распластавшись на своем диване, Стрикленд перечислил не подлежащее разглашению:
– Никаких слежек. Никаких ловушек. Никаких дублеров. Никакой стимуляции перебежчиков. Никаких эмигрантов. Вообще никакого жульничества.
– Как это понимать? – произнес вдруг Смайли, словно очнувшись от глубокого сна.
Но Лейкон не любил разговоров впрямую и пропустил его вопрос мимо ушей.
– Пожалуйста, Лодер, не стоит упрощать. Давайте подойдем к этой проблеме органически. Здесь важно концептуальное мышление. Итак, Мудрецы создали кодекс, Джордж, – обратился он снова к Смайли. – Каталог предписываемых действий. Так? – Но Смайли не столько слушал, сколько ждал, что будет дальше. – Выстроили все в линеечку: правильное и неправильное использование агентов, наши права охоты в странах Содружества – или отсутствие таковых, – словом, всякое разное. Подслушивание, слежка за границей, операции с целью дезинформации... они мужественно осуществили этот мамонтов труд.
К всеобщему удивлению, исключая его самого, Лейкон сцепил пальцы, вывернул ладони и вызывающим стаккато хрустнул суставами.
– А кроме того, – продолжал он, – в их запрещенный список – а это по-настоящему жесткий документ, безо всякого уважения традиций – включены такие моменты, как классическое использование двойных агентов. Нашим новым хозяевам угодно было назвать это «одержимостью». Старые игры в перевертыши, когда перевербовывают и отсылают назад шпионов противника, то, что в ваши дни считалось хлебом насущным контрразведки, – сегодня, Джордж, по общему мнению Мудрецов, сегодня это признано устаревшим. Экономически невыгодным. Выбрасывайте их.
Еще один грузовик, пьяно пыхтя, взобрался на холм или съехал вниз. Послышался глухой удар колес о кромку тротуара.
– Господи, – буркнул Стрикленд.
– Или еще один пример – беру наугад: чрезмерный упор на эмигрантские группы.
На этот раз никакого грузовика – лишь глубокая, осуждающая тишина воцарилась за его словами. Смайли по-прежнему молча воспринимал информацию, не вынося суждений, сосредоточив все внимание на Лейконе, вслушиваясь в его слова с обостренным восприятием слепого.
– Эмигрантские группы, да будет вам интересно узнать, – продолжал Лейкон, – или, точнее говоря, давние связи Цирка с ними – Мудрецы предпочитают называть это «зависимостью», но я считаю, это слишком сильно сказано, я не согласился с ними, однако оказался в меньшинстве – сочтены сегодня провокационными, не соответствующими разрядке, подстрекательскими. Дорогостоящим пристрастием. И тем, кто возится с ними, грозит кара отлучения. Я это серьезно, Джордж. Вот до чего мы дошли. Так далеко простирается сфера их хозяйничанья. Можете себе представить.
И, словно открывая грудь для удара со стороны Смайли, Лейкон развел руками, в то же время по-прежнему глядя вниз на Смайли, а из глубины комнаты раздался голос Стрикленда, который с шотландским акцентом повторил все то, что сказал Лейкон, только в более жесткой форме.
– Группы выброшены на помойку, Джордж, – подтвердил Стрикленд. – В большом количестве. Приказы сверху. Никаких контактов, даже на расстоянии вытянутой руки, в том числе и с доблестными артистами, устроившими смерть покойного Владимира. Для них создан специальный архив на пятом этаже под двумя замками. Никто из офицеров не имеет права доступа без письменного разрешения шефа. Копия в еженедельных отчетах Мудрецам для инспекции. Смутные времена, Джордж, скажу откровенно, – смутные.
– Джордж, спокойно, – смущенно произнес Лейкон, уловив что-то, чего другие не услышали.
– Какая полнейшая бессмыслица, – намеренно громко произнес Смайли. Он поднял голову и устремил взгляд на Лейкона, словно подобной безапелляционностью желал подчеркнуть свои возражения. – Владимир дорого нам не стоил. Не был он и нашим пристрастием. И уж меньше всего стеснял нас экономически. Вы прекрасно знаете, что он терпеть не мог брать у нас деньги. Мы просто навязывали их ему, чтобы он не голодал. Что же до подстрекательства, несоответствия разрядке, что бы это ни означало, – что ж, да, нам приходилось порой его сдерживать, как большинство агентов, но когда доходило до дела, он выполнял приказы как овца. Вы же были его поклонником, Оливер. Вам известно не хуже меня, чего он стоил.
