Карл Май - Невольничий караван
— Произнеси только одно слово, и я проткну тебя насквозь!
— Аллах, помоги мне, — еле слышно прошептал пленник. — Схвачен и связан… Предан моим собственным унтер-офицером!
Что касается последнего, то он предусмотрительно удалился, чтобы не слушать упреков своего бывшего товарища.
— Успокойся! — перебил часового Шварц. — Я не собираюсь причинять тебе зла. Если ты будешь вести себя тихо, то останешься цел и невредим, но если ты подашь свой голос и его можно будет услышать в двух шагах от этого костра, мои люди мгновенно вонзят тебе нож прямо в сердце. Запомни это хорошенько.
— Но кто вы такие и что вам здесь надо?
— Это тебя не касается. Итак, будешь ты молчать или я должен вставить тебе в рот кляп?
— Нет, нет, не надо кляпа, я ведь могу задохнуться! Я буду молчать, не скажу ни слова, ни единого звука не издам!
— Ну что ж, это похвальное намерение, и я советую тебе не отступать от него, потому что твоя жизнь висит сейчас на тонком волоске.
Тем временем один из солдат улегся возле костра в той же позе, в какой недавно лежал часовой, а другой с ножом в руке присел на корточки возле поверженного пленника. Перед тем, как уходить, Шварц сказал ему:
— Когда мой человек принесет тебе известие, что лагерь взят, ты снимешь с ног этого парня веревки и приведешь его ко мне. Руки его пусть останутся связанными, чтобы он не мог убежать. Но если ты все-таки его упустишь, то поплатишься за это собственной жизнью. Поэтому будь начеку!
Пфотенхауер вместе с остальными восемнадцатью солдатами подошел к Шварцу и восхищенно прошептал:
— Здорово это у вас вышло, ничего не скажешь! Если и с прочими мы так же быстро сладим, то уж можем быть собой по уши довольны!
— А вы думать, что это может не удастся нам, храбрейшим? — пренебрежительно спросил Отец Одиннадцати Волосинок. — Господин Шварц, доктор, уже не раз доказывал, что он может подкрасться ко всем врагам с безопасностью, элегантной и комфортабельной!
— Комфортабельная безопасность! Сильно сказано! — пробормотал Серый.
— Перестаньте! — оборвал его Шварц. — Нашли время браниться!
— Вот уж и не думал! — возразил Пфотенхауер и умолк.
— Ну, как я справился со своим заданием, эфенди? — спросил подошедший онбаши, которому не терпелось услышать похвалу.
— Очень хорошо! Если ты и дальше поведешь себя с таким же умом и осторожностью, то получишь от меня щедрое вознаграждение.
— Я заслужу его, поверь мне! Но посмотри, эфенди, мы подошли совсем близко ко второму костру!
— Ты знаешь имя того человека, который там сидит?
— Я ведь говорил тебе, что знаю всех по именам. Этот часовой будет удивлен еще больше, чем первый, потому что он стоял на берегу, когда я упал в воду.
— Тем легче тебе будет отвлечь его внимание. Итак, вперед!
Второй сторож тоже был быстро обезврежен, а с ним и остальные восемь. Онбаши блестяще выполнил свою роль, его «воскрешение из мертвых» неизменно производило на ловцов рабов ошеломляющее впечатление.
Когда последний пост оказался занятым солдатами Шварца, оба немца, онбаши и Отец Одиннадцати Волосинок двинулись назад, к тому месту, где ожидали их остальные солдаты. Возле сторожевых костров все было тихо, люди у залива тоже не подавали никаких признаков беспокойства.
Вернувшись к своим, Шварц сказал Пфотенхауеру:
— Теперь вы останетесь здесь за главного, а я проберусь в лагерь и посмотрю, что там делается.
— А это обязательно? — с сомнением в голосе спросил Серый.
— Да. Мне надо знать, как лучше расставить людей.
— Я, пожалуй, на вашем месте по-другому бы сделал.
— А как же?
— Я уж не стал бы с этими ребятами особо церемониться и так, всем скопом, на них бы и налетел.
— Отчасти вы правы. Нападение было бы для них столь неожиданным, что они вряд ли смогли бы оказать мало-мальски достойное сопротивление. Но, несмотря на победу, мы могли бы оказаться в проигрыше.
— Как так?
— Если мне удастся подойти к ним достаточно близко, я, может быть, услышу какие-нибудь сведения, которые могут оказаться нам полезными. Вообще, я придерживаюсь того мнения, что разведка никогда не помешает.
— Но это же опасно!
— Нисколько! Я могу подкрасться даже к самому осторожному человеку так тихо, что он ни на секунду не заподозрит неладное!
— Тогда, по крайней мере, возьмите с собой и меня, чтоб я в случае опасности мог оказаться полезным.
— Ваше присутствие, честное слово, не принесет мне пользы, а может только навредить. Если со мной действительно что-нибудь случится, хотя я убежден, что никакой опасности мне не грозит, я подниму стрельбу. Услышав выстрелы, вы тотчас же со всеми солдатами поспешите мне на помощь. До тех же пор, пока я не дам этого знака, я нахожусь в совершенной безопасности. Вы не должны беспокоиться обо мне, даже если мое отсутствие окажется долгим.
Шварц махнул рукой и растаял во мраке. Серый посмотрел ему вслед и сердито откашлялся. Опасное предприятие, которое затеял его друг, пришлось Отцу Аиста совсем не по душе.
— Будьте наготове! — недовольным тоном приказал он солдатам. — Слышали, что сказал эфенди? Как только он выстрелит, мы тотчас поскачем в лагерь, а тот, кто не захочет пойти туда добровольно, будет застрелен или изрублен на мелкие кусочки! Боюсь, что нам не придется долго ждать сигнала этого сумасшедшего. Что за безрассудство — одному бросаться навстречу опасности, которой ничего не стоит избежать!
Такого чудовищно дерзкого выпада против его возлюбленного господина доблестный Отец Одиннадцати Волосинок, разумеется, стерпеть не мог. Он должен был немедленно вступиться за поруганную честь Шварца и в то же время не хотел спорить с Пфотенхауером при солдатах. Поэтому он дипломатично сказал на немецком языке, которого солдаты не понимали:
— Что сделал доктор Шварц, очень хорошо и правильно быть!
— Так, — проворчал Пфотенхауер, — этот джелаби, оказывается, и в военном деле толк знает!
— Я очень хорошо толк знаю! — запальчиво продолжал словак. — Я был очень долгое время всегда с эфенди, доктором, и узнал персону, его, распрекрасно. Что он делает — это всегда правильно.
Серый с кротким видом выслушал этого выговор: он во что бы то ни стало решил не поддаваться ни на какие провокации и не вступать в перебранки с неугомонным человечком. Не встретив возражений, Отец Листьев обернулся к солдатам и принялся рассказывать им о том, каким образом были захвачены сторожевые посты. Только что он собирался перейти к краткому описанию своих героических действий, которые, как обычно, определили успех всей операции, как вдруг беспардонный Отец Смеха заявил, прервав своего товарища на полуслове:
