Дракоморте - Ирина Вадимовна Лазаренко
***
Какой-то кочерги Ньють сворачивает с того, что можно считать дорогой между холмов, и ведёт Йеруша по длинной узкой тропе, которую теснят боками выщербленные валуны. Йеруш шагает, прихрамывая, — укушенная змеёй нога побаливает и её приходится ставить на внешнюю сторону стопы — получается ни дать ни взять походка грибойца. Пожалуй, не удивительно, что те не любят наносить визиты вежливости соседям — таким тихоходом далеко не утопаешь, а волочи-жуки и мураши, наверное, грибойцев не возят. Чудо ещё если за еду не принимают. Или принимают? А ведь было бы здорово, прокатись по лесу какая-нибудь войнушка между людьми и грибойцами, и чтобы люди во время этой войнушки скармливали пленных грибойцев своим боевым волочи-жукам. То есть, конечно, это было бы здорово с точки зрения истории Старого Леса, а не потому что так уж весело нарушать законы пищевой цепочки.
Непременно нужно будет узнать у Рохильды, не случалось ли в лесу чего-то подобного.
Тропа между валунов ведёт в тупик – кто знает, что можно ожидать увидеть в таком месте, но точно не… это.
Стол со стеклянными пробирками стоит прямо под открытым небом, доступный солнцу и клубам мельчайшей серой пыли, которую гоняют по этим местами все ветра старолесья. Стол наполовину закрыт изваянием, которое зачем-то установили прямо перед ним, — это беловато-серая человеческая фигура, не то вылепленная из глины пополам с песком, не то вытесанная из неведомого Йерушу камня. Фигура женская, коренастая, у неё мускулистые и полные руки-ноги, широкие плечи и спина, сильная, гибкая талия. Волосы, прикрывающие шею, — буро-коричневые, они сделаны не из камня — то ли пакля, то ли высушенные водоросли. Такого же цвета пятна тянутся вдоль тела, прорисовывают позвонки, часть верхних рёбер, локти. Всей одежды на фигуре — набедренная повязка и полоса ткани на спине, уходящая в подмышки.
Какого ёрпыля это изваяние поставили прямо перед столом? Оно закрывает от Йеруша вереницы выстроенных на столешнице банок, пузырьков, горшочков. Найло видит только малую часть этого нежданного лесного богатства: вот краешек стойки с цветными флаконами, вот на каменных ступеньках выстроены блестящие глазурованные горшочки, каждый размером с ладонь, каждый накрыт фигурной крышкой. А вот тигель, ступка и пестик, а там виднеется из-за бедра изваяния край кожаного мешочка, наверняка с горикамнем.
Стол окружён малорослыми осинами — первые обычные деревья, которые Йеруш видит в холмах, а не на их границе. По веткам прыгают синепузые птички — первая старолесская живность, которую Йеруш встречает в этом дивном месте. Движения птичек резки, а сами они необычно молчаливы. Ветра нет, но под основаниями валунов, окружающих этот закуток, слегка шевелятся высокие груды травы вперемешку с соломой.
Открытый всем ветрам стол — чистый, словно его кто-то заботливо протирал тряпочкой к приходу Йеруша. Протирал столешницу и ножки, скрещённые знаком Х, который означает аффикс «не». Кто-то протёр также все склянки, горшочки, подставки — блестело на солнце стекло, играл на глазурованных боках посуды дневной свет.
Йеруш стоял шагах в пяти от стола, стараясь не опираться на укушенную ногу, и смотрел на всё это невыразимое изобилие, с трудом веря, что не спит или что ему не напекло основательно голову в этом долгом, долгом, пыльном и молчаливом путешествии.
Ньють за спиной Найло стоял так же недвижимо, как серо-белая фигура у стола. И Йеруш вдруг, как-то совершенно спокойно и очень отстранённо понял: как он не видит, чтобы двигалась от вдохов-выдохов спина серо-белой статуи, как не слышит её дыхания — так же он не слышит дыхания Ньютя.
Ни разу за всё время пути он не слышал от Ньютя не только слов, но и вздохов, хрипов, хмыканья, фырканья, сопения, котуль не храпел, не кашлял, не прочищал горло, не шмыгал носом — не издавал ни единого звука, который издают живые существа.
Йеруш осторожно скосил взгляд, пытаясь понять, насколько далеко стоит котуль. Ничего не понял и стал разглядывать мешки и ящики, наваленные в беспорядке неподалёку, справа у стола. В отличие от него, мешки и ящики были прикрыты истрёпанным навесом — чья-то скверно выделанная, сморщенная кожа, кое-как закреплённая на иссохших деревяшках. Вокруг деревяшек навалены камни. Из-под одного торчит не то лямка рюкзака, не то узкий ремень. Земля вокруг навеса выглядит основательно и многократно перекопанной.
Неожиданно в нос лезет запах нагретой почвы, подгнившего дерева, подгнивших шкур.
Йеруш непроизвольно дёргает верхней губой, обнажая мелкие, округло-острые зубы. Он хочет сделать шаг назад, а потом ещё и ещё, и так шагать до тех пор, пока не выберется обратно на дорогу между серо-жёлтых холмов, а потом – ещё дальше, по тропе, прочь от этого места.
Но Йеруш делает только один шаг назад, потому что за его спиной стоит Ньють и Йеруш не слышит его дыхания.
Над столом начинает виться невесть откуда прилетевшая зелёная муха, и её жужжание кажется оглушительным.
Найло сердито, рывком разворачивает плечи и шагает вперёд, к столу со склянками, к серо-белому изваянию с коричневыми отметинами вдоль хребта, на локтях и верхних рёбрах.
Под ногами Йеруша шуршат мелкие камешки, и замершая у стола фигура вздрагивает.
Найло останавливается как вкопанный. В первый миг ему кажется, что солнце слишком напекло голову, во второй — что движение статуи ему почудилось. В третий миг Йеруш теряет дар речи, потому что стоящее перед столом существо медленно оборачивается — неживое серо-белое тело, волосы-пакля, коричневые отметины на ключицах, нижних рёбрах и скулах.
Оно смотрит на Йеруша жёлтыми глазницами-светляками без всякого намёка на зрачок.
***
— Ого! — восхитился Илидор, поднялся на шаткие со сна ноги и, запахнувшись поплотнее в одеяло, подошёл к сияющему символами древесному стволу.
Это был не кряжич. Очень старая липа – до сих пор дракон не видел таких старых лип в лесу.
Огромная птица следила за драконом блестящими круглыми глазами.
— Интересно!
Он медленно вёл по сияющим знакам самыми кончиками пальцев, и пальцам делалось тепло, словно кто-то дышал на знаки с той стороны, как на стекло.
Птица следила за рукой Илидора, не мигая.
Он медленно, задумчиво оглаживал пальцами линии, словно считывая каждый потаённый смысл каждого знака: вот плетение, означающее не то воду, не то девичью косу, вот солнечный круг с оборванным краем, вот кувшин с растущим из него деревом.
Много знаков, которые ничего не означают, — или же золотому дракону неизвестен их смысл, ведь он
