Карл Май - Невольничий караван
Когда между лодками оставалось не более тридцати локтей, Шварц приставил к щеке свое ружье и пригрозил:
— Остановись, иначе я пристрелю тебя!
Негр наконец повиновался и обессиленно поник, еле живой от усталости. Дыхание его было прерывистым, а грудь высоко вздымалась. Шварц подвел свою лодку еще ближе и спросил:
— Кто ты такой?
— Я Хали, — на ломаном арабском языке ответил негр.
— Из какого племени?
— Абака.
— Где ты живешь?
— Там, у воды, — негр показал рукой на правый, восточный, берег озера.
— Один?
— Все абака живут там посреди поля.
— Куда ты сейчас едешь?
— Хали нельзя это говорить.
— Почему?
— Ему запретить.
— Кто?
— Хали тоже нельзя сказать об этом.
— Можешь не говорить, я и сам знаю кто. Тебе запретил белый человек?
— Откуда это знать?
— К вам приходили пять арабов? — спросил Шварц, оставляя без внимания вопрос негра. По его удивленному лицу немец понял, что попал в точку. Он немного помолчал, разглядывая своего собеседника. Это был еще молодой, высокий и полный сил человек. Лицо его было очень приятным, если бы его не обезображивала страшная опухоль размером с мужской кулак.
— Один из этих людей был очень длинным и очень худым, так? — снова заговорил Шварц через некоторое время.
— Откуда мне это знать? — повторил негр.
— Он послал тебя на ту сторону озера, к заливу?
— Зачем спрашивать, если ты уже знать?
— Я знаю только, что ты посланец этого человека, и хочу, чтобы ты рассказал мне, что ты должен передать солдатам на том берегу.
— Нет, нет, это нельзя сказать!
— Почему?
— Тогда Хали будет умереть!
— Понятно. Ну-ка, перейди на нашу лодку!
— Почему перейди? Хали отпустить! — испуганно пролепетал негр.
— Не бойся, мы ничего тебе не сделаем. Я хочу подарить тебе немного еды и табаку, а потом ты снова будешь свободен.
При слове «табак» лицо человека просияло, и он спросил:
— Куда Хали должен идти с вами?
— На наш корабль, который стоит тут неподалеку.
— Корабль? — снова обеспокоился Хали. — Иметь три корабля? Дахабия и два нуквер?
— Нет, — возразил Шварц, отметив про себя предусмотрительность Абуль-моута. — У нас не три, а пять кораблей.
— Это хорошо, очень хорошо! Если бы вы имели только три корабля, то были плохие люди.
— Мы хорошие люди, и ты сам скоро в этом убедишься. Я не только дам тебе табак, но и вылечу тебя. Эта опухоль на твоей щеке, наверное, причиняет тебе сильные боли?
— Очень, очень сильные! У многих из нас есть опухоли.
— Как же вы с ними боретесь?
— Мы их мочим горячей водой.
— Этого недостаточно. От воды червь в опухоли только еще глубже проникает в кожу. Я покажу тебе, как нужно его удалять.
— Тогда Хали хотеть пойти с тобой. Табак получать и червя лечить! Бежать скорее на корабль!
Негр прыгнул в шлюпку Шварца, привязал к ней свой челн, и ниам-ниам стали править к дахабии.
Филария — гвинейский, или мединский, червь — называется в Судане «френдит». Он толщиной со скрипичную струну, а в длину может достигать двух метров. Его личинки попадают в организм человека вместе с питьевой водой, а потом червь начинает путешествовать по всему телу, и в месте его выхода наружу образуются толстые гнойники. Иногда в одном-единственном глотке грязной воды может содержаться несколько личинок этих животных, и горе тому несчастному, которому придется сделать этот глоток! Вскоре его руки, ноги, грудь и спина превратятся в сплошную красную, распухшую массу, покрытую язвами и нарывами. Эти нарывы причиняют больному ужасные страдания и очень часто влекут за собой смерть. Когда гнойники образуются на лице, это особенно опасно, и Шварц видел, что негру необходимо немедленное хирургическое вмешательство, иначе он обречен. Хали охотно поднялся на борт дахабии, и Шварц повел его в свою каюту, чтобы ножом вскрыть ему опухоль. Эту операцию следует производить с величайшей осторожностью, дабы ни в коем случае не разрезать филарию. Для того, чтобы совсем удалить червя, его нужно постепенно накручивать на небольшую щепочку — эта неприятная процедура обычно занимает несколько дней. Шварц поймал голову червя, крепко привязал к щепочке переднюю часть его тела, чтобы он не мог выскользнуть, и объяснил больному, как он должен действовать дальше.
— Это очень хорошо! — одобрительно сказал негр. — Червя не будет, и Хали станет здоровый. Хали и другим сказать, как червя вынимать. Но теперь дать ему и табак.
Ему тотчас выдали желанный табак, и, хотя его было совсем немного, Хали подпрыгнул от радости и восторженно вскричал:
— Ох, ох, ах! Теперь Хали курить и быть гордым, потому что у других нет такой табак. Белый человек хороший есть, не такой злой, как люди на дахабии и двух нуквер!
— А что это за люди такие? — непринужденно поинтересовался Шварц.
— Это ловцы рабов и воры!
— Так сказал длинный, тощий араб? — поддерживал беседу предводитель «воров».
— Да, он.
— Когда этот человек пришел в вашу деревню?
— Немного время раньше вас.
— Он все еще там?
— Нет.
— Куда он пошел со своими пятью товарищами?
— Все время по реке, дальше, на юг.
— А ты знаешь, кто он такой?
— Бедный человек. У него все забрать воры, которые хотят тоже к заливу, где солдаты, и все у них похитить. Поэтому Хали поплыл туда, им это сказать.
— Ты должен сказать и то, что тебя послал высокий человек?
— Нет, это промолчать.
— Но они же спросят тебя, откуда ты знаешь про воров?
— Тогда Хали сказать, он случайно пришел. Он видел три корабля, он слышал, говорили воры на берегу, и они сказать, к заливу идти хотеть.
— А что тот человек дал тебе в награду?
— Ничего. Он сказал, солдаты что-то мне дадут. Может быть, мне дадут водки, тогда Хали очень счастлив быть.
— Ты так любишь ее пить?
— Ох, ох, ах, очень!
При этих словах обезображенное лицо негра засветилось блаженством.
— У меня тоже есть водка, настоящая, хорошая водка. Ты хотел бы ее попробовать?
— Да, очень, очень, очень хотел!
Шварц получил в подарок от мидура Фашоды несколько бутылок крепкой араки. Сейчас он достал одну из этих бутылок, налил доверху большой стакан, отвел негра в укромный уголок, где никто не мог тому помешать, и оставил его наедине с его любимым напитком. По расчетам немца, крепкая виноградная водка должна была быстро подействовать на Хали и погрузить его в глубокий сон.
Когда Шварц отошел от негра, Пфотенхауер, который молча присутствовал при операции и последовавшим за ней разговором, с улыбкой заметил:
