Геннадий Гусаченко - Покаяние
Неожиданно на трапе, спускаясь всё ниже из люка, показались стройные ноги в белых туфлях, потом белая мини–юбка, затем белая водолазка и, наконец, вся она — с радостной улыбкой на прелестном лице, украшенном небесно–голубыми глазами. И если бы вдруг, как в шуточной песне про кочегара: «На палубу вышел, а палубы нет, вся палуба в трюм провалилась…», я бы удивился меньше, чем этому необыкновенному видению в машинном отделении китобойной плавбазы!
Восхитительная хризантема! Нежная незабудка! Изысканная белая роза! Изящная магнолия!
Что нимфа, что фея перед ней? Что Золушка или принцесса из сказки?!
Белые локоны со вкусом уложенных волос придавали ей особую строгую торжественность.
Но не всё то золото, что блестит. Не все белоголовые девушки — блондинки. Не все милашки–очаровашки ласковы и добры, как перед свадебным венцом, умны и мудры по прошествии лет. Крашенные волосы примут естественный цвет. Огрубеет голос, станет сердитым и недовольным. И лишь глаза останутся всё такими же васильково–синими, но уже без прежнего блеска в них, и смотреть будут отчужденно, а порой, с затаённой ненавистью и откровенным презрением.
Извечный вопрос: все невесты — ангелы, но откуда жёны–ведьмы берутся? Ответ прост, как пустой кошелёк в дырявом кармане старого пиджака: женщина никогда не может быть удовлетворена, ничем не насытится бездонная душа её, оттого становится злой, раздражительной и коварной.
Александр Сергеевич Пушкин гениально выразил эту истину в замечательной сказке «О рыбаке и рыбке». Внешняя красота жены не имеет значения для мужа, если в доме скандалы, ссоры из–за пустяков.
«Мудрая жена устроит дом свой, а глупая разрушит его своими руками». Глава 14, стих 1.
«Непрестанная капель и сварливая жена — равны». Библия, Притча Соломона, глава 27, стих 15.
Истинная красота женщины — в кротости её характера, а прелесть её — в кротости её речей.
«Поучение писца Ахикара», Ассирия, 8–7 вв. до н. э. «Кто нашёл добрую жену, тот нашёл благо и получил благодать от Господа». Глава 18, стих 22.
Кто бы стал философствовать в тот волшебный миг чудесного явления?!
Зачарованно смотрел я на лебёдушку, белым ангелом сошедшую ко мне в электрощитовую. И пока она приближалась ко мне, грациозно ступая шпильками по блестящим поёлам, я с затаённым дыханием любовался совершенством фигуры, правильными очертаниями лица, безупречным нарядом.
Я чуть не задохнулся от счастья, осторожно обнимая этот хрустальный цветок: так бережно сжимаешь в ладони красивую бабочку из боязни повредить её нежные крылышки. «Боже мой! — подумалось мне в ту блаженную минуту, — за что Господь преподнёс столь прекрасный подарок в образе этой обворожительно–красивой девушки? Чем заслужил право назвать её невестой?»
— Ты выйдешь за меня замуж? — сгорая мотыльком в огне пленительных чар, спросил я.
— Да, — ответила она.
Вечером я, Людмила и Виктор отмечали встречу и приход с моря в ресторане «Лотос». Стол ломился от кушаний, вин и фруктов. Официантка, задобренная коробкой конфет и сотенной купюрой, не отходила от него.
Молодые офицеры–подводники, восхищённо глядя на Людмилу, передавали ей шампанское, на перебой приглашали танцевать.
Танцуйте! Но в ЗАГС с этой девушкой иду я!
В назначенный для регистрации день китобаза «Дальний Восток» уходила на ремонт в далёкий и загадочный Сингапур. Словно витязь на перепутье у камня с напутственными надписями, раздумывал я в нерешительности: остаться за бортом ради женитьбы или исполнить давнюю мечту о бананово–лимонном Сингапуре.
— Брось жребий, если не знаешь, как поступить, — посоветовал Виктор.
— Хорошо… Орёл — остаюсь. Решка — ухожу с тобой на ремонт, — волнуясь, сказал я, втайне надеясь на «орла».
Виктор подбросил монету. Она покатилась, звеня, покрутилась и упала на бок.
Выпала «решка».
— Нет, плохо подкинул, — запротестовал я. — Дай, сам брошу! В конце концов, это моя судьба, и мне выбирать…
Положил монету на ноготь большого пальца, щелчком подбил снизу вверх. Она сверкнула на мгновение в воздухе, звякнула на металл палубы и осталась лежать. Мы оба кинулись к ней.
— Решка! — радостно вскрикнул Виктор. — Идём в Сингапур вместе!
Глянул на меня и сник, заметив грусть в моих глазах.
— Вижу, дружище, остаться хочешь…
— Да, Витёк, не могу дышать без неё…
«В полу бросается жребий, но всё решение его — от Господа… Сердце человека обдумывает свой путь, но Господь управляет шествием его».
Библия, Притчи Соломона, гл.16, (33, 9).
Её глаза «голубое озеро — голубой магнит» притянули сильнее «решки». И как оказалось, навсегда. Тридцать пять лет прожили вместе. Были ссоры, скандалы, раздоры. Была неприязнь ко мне, но я не в обиде. Богом послана она мне. В наказание и в радость. Не обижаться же мне на Бога!
Из–за неё и в тот раз я опять лишился возможности пройтись по фешенебельным кварталам и чудо–паркам фантастически–роскошного города–государства, где за сорванный с клумбы цветок, брошенный окурок или плевок на асфальт с бескультурного туриста взимают тысячу долларов штрафа.
Моряк ради любимой, образно говоря, бросивший однажды «якорь» на берегу, навсегда оставит его ржаветь заиленным в семейном грунте.
И чем страстнее любовь, тем сильнее терзает она ревнивое сердце, тем прочнее держат лапы «якоря», вцепившись в суетно–суматошный берег…
(Здесь из рукописи вырваны листы. Прим. Ред.)
…Под свист ветра и шум прибоя из досок разбитого баркаса соорудил я жилище. Голый остов судна, напоминающий скелет кита, послужит дровами для камелька, сложенного из камней, скреплённых глиной.
Два лиственничных бруса от палубных стрингеров отложены для изготовления Поклонного креста. Скоро уволоку его на гору Чаек — так назвал я возвышенное место на мысу — и воздвигну в честь помора Луки, на парусно–весельном коче пришедшего сюда с казаками Бердского острога в начале восемнадцатого века.
Труден и опасен был путь первопроходцев, осваивавших для России новые земли.
Вместе с казаками в рискованное плавание отправился иеромонах Никодим, дабы привести к православной вере язычников–ненцев.
Вечная память и слава первопроходцам Сибири!
Раскалённые камни очага пышат жаром. Шипит, запекаясь на них, сырая ещё глина. За камельком деревянная бочка. Много их валяется на берегу, выброшенных морем. Тает в ней снег. После ужина устрою японскую баню «фуро»: разбавлю снеговую воду кипятком, залезу в бочку по самую шею, плесну на камни и буду дышать горячим паром.
