Аспект белее смерти - Павел Николаевич Корнев
Звездочёт вернулся, но никуда из дома не выходил и гостей не принимал. По утрам к нему захаживала кухарка, и только. Тип с разыскного листка всё не появлялся и не появлялся — немудрено, что настроение парочки ухарей становилось паскудней день ото дня. То кишки обещали выпустить, то голову отрезать. Пустыми угрозами эти посулы не были, но страха они не вызывали, порождали одно только глухое раздражение. Того и гляди сорвусь и огрызаться начну. А нельзя.
Ещё и погода испортилась. Небо затянули низкие облака, время от времени на город просыпалась мелкая морось. А я…
А я обратил внимание на чумазого трубочиста, вразвалочку пересёкшего сквер и двинувшегося к дому в тупичке. Испачканная сажей одежда, помятая шляпа с высокой тульей, короб с инструментом, на другом плече — моток верёвки.
Худая физиономия показалась схожей с портретом на разыскном листке, но видел её лишь мельком и не мог поручиться, что дело не в случайном сходстве. Который день жду, могло и примерещиться…
Но не беда. Он ведь ещё и обратно пойдёт, тогда и рассмотрю получше.
И — да, вышел и пошёл. Судя по бою часов в соседнем квартале, пробыл он в тупичке около получаса: слишком мало, чтобы успеть взобраться на крышу и прочистить дымоход, и слишком много для того, кто просто слоняется по городу в поисках работы. Да и к соседям не заглянул.
Постоял на углу, чиркнул о каблук спичкой, раскурил трубку и потопал по улице. Но и плевать — успел его разглядеть. Одно лицо с разыскным листком! И шрам на нужном месте! Он это! Готов об заклад побиться и даже жизнь на кон поставить!
Впрочем — и поставлю.
Явившиеся сразу после полудня ухари к моим словам отнеслись с показным недоверием.
— Складно лепишь, — усмехнулся жилистый. — Походка у него какая была? Хромал?
Я на миг задумался и покачал головой.
— Не хромал. Обычная такая походка, вразвалочку шагал. И левша он вроде. Левой рукой спичкой о каблук чиркнул. Курит трубку, не самокрутку.
Ухари переглянулись, и упитанный кивнул.
— Он.
Жилистый указал ему на тупичок.
— Идём!
Я потёр озябшие ладони друг о друга и напомнил о себе, окликнув двинувшуюся прочь парочку:
— А мне-то что теперь? Пойду?
Думал, ответа уже не дождусь, но жилистый замедлил шаг, окинул быстрым взглядом улочку и распорядился:
— Покукуй тут ещё денька три на всякий случай. Не пропадай внезапно, чтобы не подумали чего.
Ухари скрылись в тупичке, а я нервно передёрнул плечами.
«Не подумали чего»? Это как?
Они звездочёта грабить собрались, а во мне наводчика заподозрить могут?
Захотелось поскорее убраться отсюда. Я как раз размышлял об этом, когда из тупичка выглянул жилистый ухарь. Он требовательно махнул рукой, я немного поколебался, но всё же подхватил короб и подошёл.
— Чего ещё?
Жилистый тут же ухватил меня за руку и затянул в тупичок.
— Кто ещё сюда приходил? — спросил он свистящим злым шёпотом. — До или после того трубочиста — не важно!
— Кухарка утром была. И всё. Больше никто не шлялся. Обычно бродят по домам всякие торгаши, но сегодня почти весь день дождь моросил…
Заговаривая ухарю зубы, я начал высвобождать руку, только не тут-то было — его пальцы вцепились в плечо мёртвой хваткой.
— Пошли! — потребовал жилистый и потянул к дому, у приоткрытой двери которого настороженно замер упитанный. А стоило только упереться, он походя влепил крепкую затрещину и рыкнул: — Не дури!
Я бы плюнул на всё, вырвался и бросился наутёк, но хромому от здорового мужика не удрать, вот и начал юлить:
— Да пустите! Я вам зачем?
Ухарь и слушать ничего не стал.
— Шагай, щенок! И пасть закрой!
Упитанный дождался нас и первым шагнул через порог, следом жилистый запихнул меня. Сам тоже на улице оставаться не стал, зашёл в дом, прикрыл за собой дверь, задвинул засов.
Пахло внутри… странно. Густой аромат благовоний смешивался с вонью чего-то горелого, как если бы кухарка забыла на плите сковороду с гуляшом, а хозяин попытался перебить неприятный запах ладаном.
Бред? Так и есть.
— Внизу проверь, — бросил жилистый подельнику, а меня подтолкнул к лестнице. — Шагай!
Упитанный встал посреди гостиной и принялся озираться по сторонам, а я нехотя двинулся вверх по скрипучим ступеням. Лестница была узкой, ухарь отпустил меня, но не отстал, поднимался за спиной. Вонь заметно усилилась, стало ясно, что несёт ею со второго этажа, и неожиданно я этот омерзительный запах узнал. Просто вдруг само собой вспомнилось, как после пожара на Гороховой улице огнеборцы выносили из развалин обугленные тела. Смердели они точно так же.
В доме стоял запах горелой плоти!
Беда!
К горлу немедленно подкатил комок тошноты, и я остановился, но меж лопаток толкнули ладонью.
— Пришибу, гадёныш!
И я упрямиться не стал, разве что ещё сильнее захромал, теперь уже напоказ. Комнат на втором этаже было две. В одной заметил кровать и платяной шкаф — точно спальня. Из второй несло горелой человечиной. Там оказался кабинет.
В узеньком коридорчике я намеренно замешкался, и жилистый ожидаемо поторопил толчком в спину. Меня качнуло, ремень короба соскользнул с плеча, и тот упал аккурат между нами. Я этого шанса не упустил — стремглав метнулся в кабинет, ухватился обеими руками за торец массивной дубовой двери и рывком захлопнул её, успев лишь самую малость опередить споткнувшегося о короб ухаря.
Засов? Есть засов!
Задвинул его, и дверь тут же дрогнула от резкого удара. Жилистый толкнулся раз-другой и сдавленно прошипел:
— Не дури, малой! Мы просто заберём своё и разбежимся по-хорошему!
Я бы с превеликим удовольствием разбежался с ними по-хорошему, да только хозяин дома был окончательно и бесповоротно мёртв.
Заскакивая в кабинет, я уже в этом нисколько не сомневался, но с догадкой, будто тому поджарили в растопленном камине пятки, угодил пальцем в небо. На деле всё оказалось несравненно хуже: сидевший за столом человек скалился жутким оскалом обгорелого черепа. И это при том, что его роскошный халат от огня нисколько не пострадал!
Магия!
В испуге я подался назад и прижался спиной к двери — опомнился, лишь
