Замещение. Повесть - Федор Федорович Метлицкий
Агент был ошеломлен.
– Что это за люди? Почему целая масса народу так негодует?
– Ни разу не видел?
Близнецов улыбнулся ему, хотя тоже слегка удивлялся.
– У нас не бастуют, и со времени большевистского переворота не разбивали машины. А в Белоруссии протестанты вставали на скамейки, снимая обувь.
– Гудбай, Америка, – печально сказал индус, сидя на переднем сиденье. – Такой, как раньше, она не будет никогда. Мы все в одном мире, и нам нужно его менять и спасать. Кто, если не мы?
Он американец с рождения.
Они устроились в центре Манхэттена, в старой высотной гостинице, откуда виден Центральный парк. Номер с нечистым ковровым покрытием, двуспальной кроватью, гостиной, кухонькой и ванной. За стеной громкие женские вздохи, протяжные стоны и даже резкие вскрики.
Утром они отправились в сабвее на окраину города, на конференцию «Сознание будущего».
Это оказался бедный зальчик, без микрофонов, но с устройствами для синхроперевода в креслах. Здесь было многолюдно и тесно, участники – ученые и отставные политики из разных стран, преимущественно азиатских.
Агент вызвался быть переводчиком для Близнецова, хотя в его прямолинейном английском не ощущалось укорененности американцев в их образе жизни, но его понимали, как понимают официальный язык во всем мире.
Пленарное заседание открыл знакомый индус, уже в синем тюрбане, но в хорошем костюме.
Его вступительная речь была о новом миропорядке, который, наконец, должен быть принят после столетий вражды двух глобальных систем. Мир слишком велик и разнообразен, чтобы одна страна могла управлять им и устанавливать свои правила для всех. Америка перестала доминировать на планете, занялась внутренними проблемами. Россия давно отказалась от установления коммунизма во всем мире, Китай никогда не стремился стать мировым гегемоном, зная, что на это нужно будет потратить слишком много сил, ответственность большая, нагрузка огромная, а чем все закончится – неизвестно. И сосредоточился на своих внутренних проблемах, рассматривая себя как целую тысячелетнюю цивилизацию.
Зал аплодировал. Здесь, оказывается, было много тех, кто бастовал вчера вечером.
Дали слово представителю Госдепа. Все оживились в ожидании. В ловко сидящем костюме, великолепно подстриженный, в своей ухоженности непонятно, молодой или старый, он улыбался залу фирменной белозубой улыбкой американца.
– Мы цивилизовали Африку, Индию, повлияли на весь современный мир. И ушли, оставив их на высоком уровне современной цивилизации. Наша великая страна, наконец, сворачивает свои программы по всему миру, может заняться внутренними проблемами, приведением в порядок валютной системы, улучшением жизни граждан. Однако наша экономика связана со всей планетой, предоставляет новейшие технологии, и потому мы никогда не закроемся в своих границах. Мир – это мы, наша внутренняя суть.
В зале начался шум, выкрики:
– Hypocrite! After you, the world healed its wounds for a long time!
Агент перевел: «Лицемер! После вас мир долго залечивал раны!»
– Сейчас мы налаживаем экономические связи со странами Африки и Азии.
Кто-то выкрикнул из зала:
– Pinned down? Are you begging for gas from them because of the fuel crisis? (Прижало? Из-за кризиса с топливом выпрашиваете у них газ?)
У него был вид самодовольного владельца роскошного особняка и сауны, разбогатевшего на торговле. Словно застыл в коконе империи, привыкшей к превосходству, в целом поколении. Неспособный выйти из кокона, он словно не замечал выкриков, и поощрительно похлопал ладонями.
– И мы хотим одного – полной свободы индивидуальности, равноправия сообществ, прав для каждого и справедливой судебной системы.
– Freedom, rights – for you! When necessary, they are ready to trample (Свобода, права – для вас! Когда надо – готовы растоптать).
Зал шумел.
Один за другим вставали на трибуну азиаты. Они отстаивали национальные интересы своих групп влияния на мировые процессы.
В перерыве к гостям подошел познакомиться маститый профессор бостонского университета, русский по происхождению. Обрадовался, словно увидев своих.
– Как видите, здесь отказались от несения света демократии во все уголки мира, – словоохотливо начал он. – Ушли из Европы, забрав свои межконтинентальные ракеты и войска. Ушло в прошлое то, что на Востоке называли доминированием их интересов и верховенством над остальным миром. В том числе и обвинение восточной империи в агрессии. Короче, наш правящий клан и граждане в чем-то похожи на ваших. У нас выбирают из двух партий, у вас – из одной господствующей партии, и тоже приходится лавировать между политическими врагами, чтобы отстоять глобальные геополитические интересы.
Он почему-то радовался, что у них, как и у нас ниспровержение классиков искусства и литературы, тоже полоса сбрасывания с пьедесталов своих кумиров, «отцов» создания нации и демократии, которые сами владели рабами.
– Сейчас это святое – преклонение колен перед черным населением, перед которым виновны мы, «белые», столетиями эксплуатировавшие «черных», вывозившие их из Африки в душных трюмах и торговавших ими в качестве рабов.
Он, кажется, иронизировал: выборы у них по-прежнему контролируются несколькими партиями, влиятельными благодаря захваченным ресурсам, потому считаются честными. В общем, истинная свобода! И почему-то кажется, что империя не развалится, разрушительного хаоса не наблюдается.
– И мы также полны имперской гордости за свое главное место в мире, хотя, как и у вас, гордость несколько поубавилась после развала однополярного мира. Но мировая ситуация по-прежнему складывается из полярных сил, каждая преследует свои маленькие или большие – геополитические и геоэкономические выгоды. И никогда не поймем – попроси нас направить энергию в сторону общечеловеческого единства, – куда это? Незыблем ход туда, где лучше себе.
Вечером в гостинице они пили чай «Твиннингс» и ели бутерброды с хамоном, чего не пробовали со времени санкций. Близнецов подытоживал впечатления. Кажется, мир гнется под многополярность. Мирное сосуществование демократий и автократий. У себя в странах продолжают хозяйничать националисты, искореняют неугодных. Как же без общей для всех идеи демократии и гуманизма? Теперь нам хана.
Агент не знал, чем утешить его. Здесь, в переставшей доминировать в мире империи, все еще оставалась энергия иного рода – свободы личности и опоры только на себя, которая создала дивный новый мир небоскребов, научных центров и космодромов, как на его родине. Правда, в его мире не было захвата чужих земель, чужих экономик и сырьевых пространств. Здесь тяжелая ноша своего кровного бизнеса не предполагает неделовых отношений, объятий и близости. Это заменено «партнерскими» отношениями, основанными на взвешенном курсе валюты. Тут не до романтики, которой живут на востоке.
Такого волчьего напряжения энергии
