И. Глебов - Подвиг продолжается
Сначала Русову показалось, что все это очередная выдумка, в которой нет ни капли правды, и что Приходько — лицо вымышленное. Но стоило связаться с Воркутой, как сразу выяснилось, что Кузьма Остапович Приходько действительно живет в городе, работает на шахте, хорошо знает Лещеву и в прошлом году, в начале сентября, ездил в Москву, в командировку. Воркутинская милиция подробно допросила Приходько. Он показал, что шестого сентября, будучи в Москве, встретил Лещеву на Ярославском вокзале. Но никакого чемодана ей не передавал, а только помог ей перенести вещи через Комсомольскую площадь на Казанский вокзал.
Алексей вчитывался в протокол допроса Приходько и чувствовал, что тут завязан какой-то новый узел и без Приходько его не распутать. Но ему повезло. Приходько, командированный в один из городков, дорога к которому вела через Сыртагорск, сам зашел в горотдел. Высокий, тучный, с толстыми щеками и маленькими заплывшими глазками, он заговорил нараспев мягким тенорком, который так не соответствовал его массивной фигуре:
— Меня уже допрашивали, и я все рассказал. Но вот решил зайти, поскольку случай представился.
— Очень хорошо: ведь Лещева-то другое показывает. Придется провести очную ставку, — пояснил Алексей.
На очной ставке Приходько повторил свои показания. Лещева, разыграв возмущение, напустилась на него:
— Ты что врешь! Запутать хочешь?! Ты же подошел ко мне, когда я стояла у камеры хранения. У тебя же был в руках коричневый чемодан, и ты отдал его мне, когда узнал, что я к Петру еду!
— Что ты, Анна! Что ты! Никакого у меня чемодана не было. Вспомни: ты получала вещи у первого окна, а я сдал свой баульчик в последнем окне и шел оттуда. Тут мы и встретились, поздоровались. Ты получила, хорошо помню, хозяйственную сумку, перевязанную скрученным бинтом, и два чемодана. Один черный, потертый, а другой новый, коричневый со светлыми металлическими угольниками.
— Врешь! Все врешь! Это твой чемодан!
— Лещева! Имейте выдержку, — строго предупредил Алексей.
— Что ты, что ты! Неужели забыла, Анна, — продолжал Приходько. — Ты еще хотела носильщика взять, а я говорю: «Давай помогу». И понес оба чемодана на Казанский, а ты шла с сумкой.
— Вы подтверждаете эти показания, Лещева?
— Ни в коем случае! Ни за что! Он все врет! Вы не смотрите, что он тихоня. Он такой, все может, из бывших. Сидел за кражу и теперь тень наводит...
Лицо Лещевой обострилось, горящие яростью глаза то сужались, то делались огромными. И вся она, похожая на ястреба, подалась вперед, готовая вцепиться в лицо Приходько. Тот же съежился на стуле и пугливо оборачивался к Русову, как бы ища защиты.
— Ага, отвернулся, стыдно стало! — продолжала бесноваться Лещева. — Ты же сам говорил: «Хорошо в Москве погулял с Николаем», а теперь отпираешься! И чемодан отдал. Я еще не хотела брать, своих вещей полно, а ты: «Помогу, помогу». Вот и отвечай теперь!
— Что же это такое, товарищ следователь, — умоляюще смотрел на Русова Приходько. — Она же бессовестно наговаривает.
— Ах, наговариваю! Не по вкусу пришлась моя правда. Я всех вас выведу на чистую воду!
— Гражданка Лещева, помолчите. Записываю показания каждого так, как вы их даете.
— Товарищ следователь, поверьте мне. Я могу все повторить слово в слово. Она получила чемодан, я только помог перенести, и все. Потом попрощались на вокзале. Она еще попросила меня письмо отвезти.
— Врет! Опять врет! Бесстыжие твои глаза!
— Лещева! — Русов ударил ладонью по столу. — Да помолчите вы, наконец! — и обратился к Приходько: — Какое письмо?
— Не знаю. Велела в Воркуте опустить в почтовый ящик. Я еще говорю ей: «Нескоро попаду в Воркуту, закончу дела и поеду на Полтавщину отдыхать». А она мне: «Ничего, говорит, хоть когда, только в Воркуте опусти».
— Что же на конверте было написано? Какой адрес?
— Не помню. Знаю, что письмо было в Сыртагорск, а кому — не помню.
— А-а, утопить хочешь! — вновь закричала Лещева. — Но я тебе еще покажу, долго будешь помнить!
— Гражданка Лещева! — строго и сдержанно сказал Алексей. — Я начинаю думать, что вы умышленно мешаете выяснить истину. Вы подтверждаете показания Приходько?
— Это наговор, а не показания.
— Так и в протокол занесем...
Когда очная ставка окончилась и Приходько вышел, Алексей спокойно продолжил допрос Лещевой:
— Итак, сколько мест у вас оказалось, когда вы прибыли на Казанский вокзал?
— Все, сколько было.
— Но вы один чемодан отправили багажом.
— Это с картошкой.
— А-а, ну-ну. Понятно. И телеграммы из Москвы вы послали с благими намерениями?
— Я тут ни при чем. Мне Верка велела.
— Когда? Ведь шестого сентября ее чемодан вам передал Приходько, а самой Малининой не было.
— Еще накануне, когда прощались. Она велела подать телеграммы, а сама поехала на аэродром, но я забыла и подала шестого.
— Странно. Если она улетела пятого, то как же чемодан попал к Приходько?
— Откуда мне знать? Может, он на аэродром с нею ездил... Наверное, вместе с Николаем отобрали у нее чемодан и скрылись.
— Да-а, не гладко получается. Вот, смотрите, железнодорожный билет. Он сохранился вместе с командировочным удостоверением Приходько в бухгалтерии шахты. А вот, взгляните сюда, расписание поездов. Приходько приехал в Москву за два часа до отхода вашего поезда. Стало быть, он сошел с поезда и сразу же у камеры хранения встретил вас. Как же он успел где-то перехватить Малинину?
— Это неправда! Это не его билет! Вам подсунули другой. Или вы сами! Конечно, сами! Вы заодно с ним сговорились! Этот битюг взятку вам сунул. Понятно теперь. Ага — взятку! Я не доверяю вам! Пусть придет прокурор! Я не хочу отвечать на ваши дурацкие вопросы! Не хочу! Не хочу! Не...
Лещева задохнулась, затряслась всем телом, ринулась со стула, схватилась за грудь, охнула, покачнулась и, как подрубленная, рухнула на пол.
«Не разбилась бы», — подумал Алексей, полагая, что это очередная выходка. Но нет, глаза ее закатились, на губах запузырилась слюна, щеки побелели. Алексей не на шутку всполошился и вызвал врача. Затем позвонил прокурору и попросил его срочно приехать.
В кабинет вошли двое в белых халатах. Русов коротко объяснил, в чем дело. Через несколько минут хлопнула дверь, и в кабинете появился Аркадий Степанович. Он у порога встряхнул мокрый плащ и торопливо устремился к Русову, на ходу протягивая руку и тревожно спрашивая:
— Что стряслось? Ты так говорил, что я ничего не разобрал.
— Сам не знаю. С Лещевой какой-то обморок, сейчас врачи скажут. А потом... — и Алексей подробно пересказал все, что произошло.
