Нейл Оливер - Повелитель теней
Обстрел, начавшись, продолжался непрерывно, словно рукотворное извержение вулкана. Земля дрожала, в воздухе чувствовался сильный неприятный запах сгоревшего пороха, с неба падали камни – так, как будто уже наступил Судный день.
Сквозь грохот выстрелов пробивались совсем другие звуки – звуки голосов сотен и тысяч людей, кричащих от страха и отчаяния.
А ведь были же предвестники беды! За несколько дней и даже недель до появления турок было замечено немало дурных знамений. До того, как прозвучал громогласный хор бомбард султана Мехмеда, сама земля напрягла свою ноющую спину и устроила толчки под городом, от которых повалились статуи, разбились окна и образовались трещины в стенах.
Даже весна – и та умудрилась разочаровать жителей Константинополя: они в такое время года вполне могли рассчитывать на ясное небо и теплый воздух, но вместо этого над Босфором повис густой туман, а затем выпал снег.
Несмотря на то что Джон Грант оказался преисполнен новым для него ощущением уверенности в правильности своих поступков и утвердился в мысли, что он прибыл в надлежащее место и как раз в надлежащее время, юноша тем не менее чувствовал такой же всепоглощающий страх, что и население города. Жители, которые испытывали необходимость в том, чтобы ясно видеть небеса, почувствовали, что на них, наоборот, упала тень. Отчаянно нуждаясь в глотке чистого, свежего воздуха, люди ощущали себя так, как будто они оказались внутри кастрюли, которую вот-вот накроют крышкой. Джон Грант украдкой поглядывал на Ленью, и выражение ее лица, когда она глазела по сторонам, убеждало его в том, что и она тоже замечает все это.
Больше всего его тревожили бомбарды. Ему вообще-то уже не раз приходилось находиться рядом с подобными хитроумными изобретениями, но тогда они почти не вызывали у него страха. Находясь рядом с Бадром, он часто слышал грохот их выстрелов и видел, как вылетевшие из них ядра ударяют в обстреливаемые укрепления. Мавр, будучи невысокого мнения об этих орудиях, отзывался о бомбардах презрительно, ибо считал, что они просто производят много шума, не более того.
– От них больше неприятностей, чем толку, – сказал он. – Они такие тяжелые, что их очень трудно перемещать… такие громоздкие, что из них почти невозможно прицелиться с приемлемой точностью. По моему мнению, они представляют больше опасности для тех бедняг, которые их обслуживают, чем для тех, по кому из них стреляют.
Джон Грант с этим соглашался и испытывал неизмеримо больше уважения к лучникам – таким, как Ангус Армстронг, – и к воинам, умеющим хорошо орудовать мечом и ножом. Однако эти новые бомбарды Мехмеда и его османов представляли собой нечто совершенно иное. Джон Грант никогда раньше даже и не слышал о таких орудиях, как те, что недавно прибыли к стенам Константинополя. Ему всегда втолковывали, что збмки и города, окруженные каменными стенами, являются неприступными, и он, как и любой другой воин, знал, что кучка толковых воинов, защищенных высокими каменными стенами, может не очень-то бояться сотен и даже тысяч врагов, штурмующих подобные оборонительные сооружения.
Теперь же, насколько он понимал, ситуация изменилась. Он собственными глазами видел, как огромные каменные ядра проходят сквозь здания, – словно иголка сквозь материю. Хуже того, ему довелось стать свидетелем страшного зрелища: как под градом этих ядер обрушились целые секции легендарной стены Константинополя.
Раньше Джон Грант думал, что у него в этом городе будет немало свободного времени. Он осознавал, что едет не куда-нибудь, а на войну, причем в самое ее сердце, однако был уверен, что бояться ему почти нечего. Он доверял своим навыкам и умениям и полагался на свои органы чувств. Ему надлежало найти дочь Бадра, и он не сомневался, что стены Великого Города защитят ее достаточно хорошо, по крайней мере до того момента, когда он найдет ее и познакомится с ней. Теперь же неожиданно для себя он понял, что времени у него не так уж и много, а может быть, и вовсе не осталось.
И сообщил ему об этом не «толчок», а его собственные глаза.
Многие из прибывших в Константинополь генуэзских воинов уже бывали в этом городе раньше и потому отправились уверенной походкой по знакомому маршруту, на котором безопасные причалы бухты Золотой Рог всегда находились к востоку от них и по их правую руку. Они торопились и иногда переходили на легкий бег.
Во всех церквях города постоянно звонили в колокола, и Джон Грант невольно удивился, почему население, оказавшееся в осаде, было больше склонно молиться, чем вставать на защиту своего города с оружием в руках.
– Лучше бы меньше стояли на коленях и больше на ногах с мечами в руках, – сказал он Ленье. – Бадр говорил, что Бог любит воина, и я ему верю.
Идя по улицам Константинополя, они видели невеселую картину постепенного упадка и запустения. Но больше всего Джона Гранта поразило царящее в городе отчаяние. Там и сям виднелись большие здания, которые являлись свидетельством былой славы, но даже в них ощущалась ветхость и заброшенность. Пустыри в Константинополе встречались не реже, чем застроенные участки, и на этих пустырях, заросших буйной растительностью, повсюду виднелись развалины – не желающие исчезать с поверхности земли остатки того, что здесь когда-то было.
Генуэзские командиры сказали, что Джустиниани встретит их снова у Влахернского дворца – резиденции императора и центра всех усилий по обороне города. К тому времени, когда они прибыли ко дворцу, у стен Константинополя уже вовсю развернулись боевые действия. Время должно было показать, решат ли горожане перейти к конкретным действиям, направленным на оборону города, или же предпочтут и дальше взывать к Господу Всемогущему.
Дворец тоже пострадал от обстрела, но уже сам вид этого здания – пострадавшего или не пострадавшего – заставил Джона Гранта раскрыть рот от удивления. За все время своих скитаний он еще никогда не чувствовал себя таким маленьким и таким ничтожным рядом с творением человеческих рук, как сейчас. Каменная кладка Влахернского дворца была такой изящной, что казалось, будто дворец вырос из земли сам по себе, а не был сконструирован и построен простыми смертными.
Джона Гранта вывел из задумчивости мужской голос:
– Эй, ты! Ты пришел сюда сражаться или глазеть по сторонам?
Повернувшись, юноша увидел пожилого мужчину, облаченного в тяжелые доспехи и держащего в руке меч. Позади него стояло с полдюжины других воинов в таком же облачении.
– Сражаться, – коротко ответил Джон Грант.
– Женщина, – сурово произнес воин, указывая на Ленью кончиком своего меча. – Боже милосердный, а она-то тут что делает?
