Сергей Алексеев - Утоли моя печали
В общем, сплошная «рашен экзотик»…
Оперативникам показалось, что рэкетировать местных шоуменов безопасно, в чем они смогли убедить и Бурцева, мол, это единственно реальный способ появляться везде, вести себя по-хозяйски нагло, быстро вербовать агентуру, собирать информацию и, главное, выявлять и контролировать людей, интересующихся представителем Генеральной прокуратуры. Их задача намного бы облегчилась, знай они основную цель командировки, но Бурцев интуитивно опасался и не доверял подневольным операм: попади они в руки Скворчевского, запросто перекинутся и станут служить на два фронта, а то и вовсе другому хозяину. Все равно вроде бы служат одному государству, и эти межведомственные игры их не касаются…
Через час бесполезных размышлений он решил, что спешить с легализацией не следует – это самый последний вариант, прежде неплохо бы выяснить, кто конкретно захватил оперов. Вдруг они сидят сейчас, например, в милиции? Через час-другой в любом случае отбрешутся, к тому же ворон ворону глаз не выклюнет… Надо дождаться ночи, вернуться в Усть-Маегу и через отца Прохора осторожно выспросить о последних новостях в поселке. Он уж наверняка отслужил заутреню и теперь, взяв гармонь, пошел петь псалмы на улицах. А за одно исповедовать и наставлять на путь истинный всех встречных-поперечных.
Бурцев ушел от машины поближе к увалу материкового берега, выбрал место, откуда бы просматривались луг, часть леса с подбитой иномаркой, и лег на землю. Точнее, осторожно вполз под высокие цветы, над которыми звенели вездесущие пчелы. Сначала он видел только стебли и зонтики медвежьей пучки. Потом перед глазами распласталось яркое, густо-голубое небо с белесыми атласными переливами. Боясь заснуть, Бурцев заводил себя чувством близкой опасности, однако воздух здесь чем-то напоминал видимый, вьющийся космами воздух в доме Ксении и имел качества живой воды…
Мысль об опасности выскользнула из головы, как тогда стакан из руки, и разлетелась с хрустальным звоном. Сознание запечатлело ровный, убаюкивающий гул пчел, напоминающий охранную сигнализацию: он спал, пока слышал этот монотонный и бесконечный звук, уверовав, что ничего с ним не случится.
И проснулся, когда над головой стало тихо, но зато в березовом лесу отчетливо послышался хлопок автомобильной дверцы, потом тяжелое пыхтение и злой, веселый мат.
Прячась за деревьями, Бурцев приблизился к машине. Опера орудовали монтажками, вручную снимали покрышки с колес и меняли пробитые камеры.
– Ну что, орлы, долетались? – спросил он, появляясь из-за крайних берез. – Подрезали вам крылья?
Опера побросали инструменты, полезли за сигаретами. У крашеного Ромы распух нос, заплыли глаза, а на скуле взялась коростой круглая ссадина от скользящего удара. Похоже, этот стоял насмерть и получил свое; очкарик Жора был проворнее в драке или хитрее, выглядел получше: лишь оцарапана щека, будто бы женскими ногтями, и нет очков. Под мышками заметно выпячивались пистолеты: если им вернули оружие, значит, побывали в руках своих коллег…
Только странно, что же коллеги не позаботились восстановить простреленные колеса?
И еще заметил Бурцев: двигаются они как-то неестественно, ноги переставляют так, словно им мешает что-то, как плохим танцорам.
– Рассказывайте, где были, что видели. – Бурцев подал очки Жоре. – Кто самый смелый?
– А вы цепочку мою не находили? – безнадежно спросил Рома. – Казенная, пятьдесят пять граммов… Хотя, на хрен теперь!..
Сергей достал из кармана порванную цепь и бросил крашеному.
– Кто же так разуделал московскую милицию? Коллеги?
У Ромы даже синяки побагровели. Он спрятал цепочку и, схватив монтажку, широко расставляя ноги, подступился к колесу.
– С-суки… Я их паскуд достану!
– Это не коллеги, – определил умный очкарик. – Ни по милиции, ни по… рэкету. Кто это был, неясно-Ничего не понимаю.
– Да ладно тебе крутить! Не понимаешь… – обрезал его Рома. – Говори как есть! Бабы нас взяли. Натуральные бабы.
– Мы находились в машине, ждали вас, – стал объяснять Жора. – Все было нормально. Вдруг выходит девушка…
– Не девушка, а женщина! – поправил крашеный и закатил истерику, метнул куда-то в лес свой инструмент, заколотил кулаками по машине. – Сука драная! Я ей ноги выдерну! Матку выверну!
– Заткнись! – рявкнул Бурцев. – Сам как баба!
– Да вы бы знали! Это не бабы! Это… – он уткнулся головой в кабину и застонал.
– Она была в купальнике… Такой тонкий купальник, из сеточки, терпеливо выждав, продолжил разумный очкарик – Здесь черта, и здесь черта…
– Поставить бы ее раком к березе, – промычал сквозь зубы его товарищ.
– Подошла к машине и говорит: мальчики, мол, подвезите до поселка, кто-то одежду украл, комары заедают. – Очкарик сделал паузу, что-то пропустил. – Я сказал, некогда, не можем… Она давай нам зубы заговаривать, мы из кабины вышли, разумеется
– Хватит тебе дуру гнать! Рассказывай все! – крашеный снова стал разогреваться.
– Голубыми назвала, – признался Жора – Конечно, сами виноваты, не раскусили провокацию.
– Не голубыми, а пидарами!
– Хотели ее в машину посадить…
– И порезвиться? – в упор спросил Сергей.
– Да никто не собирался… резвиться! – взвился Рома жалобным голосом. Объяснить хотели, популярно… А она, тварь…
– Она отвлекала нас таким способом, пока остальные подтягивались. Типичная приманка… Сама порвала купальник! Потом выскакивают еще две и виснут… Ситуация скользкая, щепетильная… Пытались отнять оружие…
– У двух здоровых мужиков?
– Ага! А потом еще две! Только уже со стволами! Прошмандовки!
– Короче, завязалась борьба… Это не простые женщины, Сергей Александрович. Чувствовалась подготовка, хорошая подготовка. Два автомата. И организация…
– И вы в штаны наделали? Поэтому ходите нараскоряку?
Они переглянулись, как тогда, в московской милиции, о чем-то посоветовались молча.
– В больницу придется ехать, – отвернувшись, проговорил Жора. – Отбили все… Распухло. Распяли между деревьев, ноги растянули и били…
– В какую больницу? Потерпишь! – боднул головой Рома. – Пока не возьмем их, я отсюда не уеду!
– Говорю же, это не просто… группа какая-то или банда. Секта, что ли? Одни женщины! Такая ненависть…
– Амазонки, что ли?
– Не знаю… Садистки! Феминистки! В общем, признаки секты. Крайний цинизм, мужененавистничество… Предупредили: если не уберемся отсюда сегодня, завтра снова придут. И уже не бить станут, а… на лед посадят.
– На лед? Что это значит?
– Известно что, чтоб отморозить!
– Какой-то восточный способ стерилизации, – объяснил очкарик, поправляя сползающие деформированные очки. – Будто кочевники так делали, чтобы пленные не размножались. Кусок льда под мошонку – и пока не растает. Это они сами объяснили. А потом появился новый голос, раньше его не слышал.
