Остин Райт - Островитяния. Том второй
Меня представили Горту как человека, который поднял тревогу. Он задал мне несколько вопросов. Я рассказал о гибели Дона — если, конечно, ему все же не удалось спастись. Слушавшие сопровождали мою речь тяжелыми вздохами.
И все же нас собралось достаточно много, чтобы выступить навстречу врагу, и времени терять было нельзя.
Я наведался к Фэку. Он стоял в конюшне один, поскольку ему одному выпало проскакать столько миль. Потом снова присоединился к основной группе. Передовой отряд уже выступил.
На востоке, соперничая с поднимающимся солнцем, разгоралось алое зарево. Похоже, горела Верхняя усадьба.
— Вы ранены! — неожиданно сказал ехавший рядом Эк.
— Правда?
— У вас вся одежда сбоку в крови!
Я провел рукой — действительно, одежда была заскорузлой от засохшей крови и боль отчетливо сосредоточилась в одном месте. На мгновенье у меня закружилась голова, однако нелепо было придавать большое значение тому, что я уже так долго терпел бессознательно.
Тем не менее Эк настоял на том, чтобы остановиться и исследовать мою рану. Пуля всего лишь задела кожу сбоку, кровотечение уже прекратилось. Кто-то из отряда, похоже обладавший хирургическими навыками, смазал рану жгучим раствором и перевязал ее. Боль только усилилась, но хуже всего было то, что из-за меня пришлось задержаться и остальные успели отъехать достаточно далеко.
От меня теперь не было пользы, и уж лучше было действительно отправиться вместе с женщинами! Горькое разочарование — в такой момент оказаться выключенным из игры.
Противясь чрезмерной опеке, я вырвал поводья у своего спутника, пытавшегося придержать мою лошадь, и скоро мы уже догоняли отряд.
— Рана может открыться снова, — предупредил он меня.
Я ответил, что уже несколько часов провел в седле…
Наконец мы добрались до Верхней. Горцы уже успели побывать здесь. Крыша сарая сгорела, сено тоже, скотину перебили. Видны были следы попыток поджечь и сам дом. Но если в этом разбойников постигла неудача, то внутри все было сломано, разбито, перевернуто.
Мой целитель оказался прав. Рана снова открылась, и я слишком ослабел, чтобы догнать устремившийся к ущелью отряд.
Помощь мне оказывали наверху. От мастерской Наттаны, по сути, ничего не осталось. Я был вне себя от жалости и гнева. В моей комнате все тоже было вверх дном, и одежда, которую шила для меня Наттана, исчезла — больше ничего не тронули. Одна из ножек кровати сломалась, но оставшийся ухаживать за мной человек быстро приспособил вместо сломанной ножки полено.
Я лег и тут же погрузился в белый холод беспамятства. Сон мой был долгим, и в сменяющих один другой кошмарах звучали выстрелы, кто-то гнался за мной, и я все порывался сделать что-то, чего мне никак не удавалось.
Каким облегчением было проснуться, а проснулся я поздно, и первым делом услышать, что меня хочет повидать молодой Эккли.
Он был бледен и изможден. Он вернулся вместе с людьми Горта, остановившимися на подходе к ущелью. Там оставили сильный дозор, в то время как остальные прочесывали окрестный лес, хотя Эккли не сомневался, что горцы уже вернулись в свое селение.
Мы поведали друг другу, что произошло с каждым.
Эккли стоял в дозоре и дожидался Самера. Случайно взглянув вверх, хотя обычно он наблюдал за нижними склонами окружавших ледник скал, он заметил движущиеся фигуры. Он полагал, что горцы поднялись на ледник не там, где мы ждали их, а, наоборот, спустились на снежное поле с западной стороны. Дон — голос Эккли дрогнул — говорил ему, что обучавшие местную полицию немцы могли войти в контакт с горными племенами и в конце концов приучить горцев передвигаться по льду и снегу, которых те раньше побаивались. Короче говоря, немцы, пусть даже с самыми лучшими намерениями, могли «невзначай» помочь горцам взять перевал.
По Эккли начали стрелять, и у него завязалась с врагом перестрелка. Он слышал наши с Доном выстрелы тоже. Поняв, что горцы наступают большими силами, он стал подниматься вверх, надеясь спуститься в долину по южному склону. От преследования ему уйти удалось, но он оказался в местах, чересчур опасных, чтобы продвигаться по ним ночью. Когда солнце взошло, он осторожно продолжал свой путь, добравшись до точки, откуда был виден провал, на краю которого стояла верхняя хижина. Несколько горцев сторожили ее. Добравшись доверху, он увидел, как горят подожженные амбары Хисов и Дазенов.
Он признался, что в ту минуту думал только о себе и, зная, что рано или поздно горцы вернутся, предпочел остаться там, где был.
К полудню они вновь появились в ущелье, двигаясь в северном направлении. Женщин среди них он не заметил, и тогда впервые у него зародилась надежда на то, что жителей долины успели предупредить, хотя сигнальные костры, как он видел, зажжены не были.
У него оставалось еще несколько патронов, к тому же он был уверен, что они его не заметят. Расстояние составляло около сотни ярдов.
Глаза Эккли сверкнули.
Видели бы вы, как они припустили, продолжал он, и двоих ему удалось уложить, этим он особенно гордился.
Когда не осталось сомнений, что горцы ушли, он, что было делом нелегким, спустился в провал. Там он нашел тело Дона. Дон был мертв. Но они не тронули его… С Самером произошло иначе. Тот не мог не заметить выстрелов Эккли и вернулся в сторожку, где его уже поджидали. Горцы искромсали его ножами…
Но, продолжал Эккли, дело в том, что он осмотрел труп одного из застреленных им.
Эккли пристально поглядел на меня.
— На нем была форма, — сказал он, — а в кармане я нашел вот это. Вы можете прочесть?
Он протянул мне сложенную вдвое карточку из плотной бумаги. Отпечатана она была на немецком. Текст гласил, что это удостоверение выдано «такому-то, уроженцу Фисиджи, в том, что он принял присягу на верность кайзеру и т. д. и что, пройдя специальное обучение, назначается офицером полицейского подразделения Е.И.В., расквартированного в Фисиджи для защиты границы, и уполномочен производить задержание нарушителей». Под текстом удостоверения стояла подпись немецкого офицера — командира специального подразделения полицейских сил в протекторате Собо.
— Так я и думал, — сказал Эккли. — А значит, набеги производят как раз их патрули, и гарнизоны необходимо поставить снова. Я немедленно собираюсь известить об этом лорда Дорна, он сейчас в столице. Вы не поедете со мной?
Я согласился, мне этого действительно хотелось. Вдвоем мы могли нарисовать полную картину происшедшего в ущелье Ваба, чего не сумел бы сделать один человек, могли заверить, что с нашей стороны агрессивных действий предпринято не было и в обоих случаях горцы открыли огонь первыми. Эккли предстояло рассказать об убитых им горцах, мне — о том, как застрелили Дона.