Левиафан - Роберт Рик МакКаммон
— Прости, я забылся. Но, согласись, испанский — очень мелодичный язык. Никогда не думал, что скажу это.
Мэтью тоже не думал об этом. Однако одним из условий их проживания в Альгеро было то, что здесь командовали испанские военные. Испанцы жили здесь на протяжении многих поколений и, пусть в некоторых регионах говорили по-итальянски, преимущественно здесь был в ходу язык конкистадоров, поэтому в эти три месяца Мэтью озаботился тем, чтобы выучить как можно больше слов на чужих языках.
Профессор Фэлл приплачивал очень миловидной молодой женщине, работавшей в таверне «Премьер Лансеро» недалеко от городской площади, чтобы она научила его говорить по-испански. Это оказалось довольно просто, учитывая, что женщина неплохо говорила по-английски.
Профессор застал Мэтью и поймал его для разговорной практики как раз в тот момент, когда нью-йоркский решатель проблем собирался пройти под каменной аркой во внутренний двор, где несколько каменных ступенек вели к месту его назначения. Профессор нес с собой свое обычное «снаряжение»: небольшой мольберт и кожаную сумку с бумагами, ручками, чернильницами, кистями и маленькими стаканчиками с акварелью. Фэлл был чисто выбрит. Он, как и Мэтью, имел неограниченный доступ к мылу, бритве и воде из тюремного колодца.
— Я говорил, — милостиво кивнул он, — что очень взволнован, потому что, кажется… нет, я даже уверен, что открыл новый вид гиппокампуса. Я прежде ни разу не видел такого и не читал о нем ни в одном журнале о морских обитателях! Вчера я обнаружил двоих в небольшом приливном бассейне, но было уже темно, и у меня не было времени зарисовать их, как следует. Надеюсь, сегодня я снова найду их и смогу выполнить свою работу, как подобает.
— Превосходно, — сказал Мэтью. — Но… что такое гиппокампус?
— Морской конек, мой мальчик! Чудо природы!
Мэтью помнил, как его самого привязали к такому «чуду природы» и столкнули с балкона в море на Острове Маятника[17]. К счастью, это осталось далеко в прошлом.
— Рад за вас и за ваше открытие, — сказал он.
— Тебе нужно будет как-нибудь сходить со мной к морю! Я нашел фантастическое гнездо морских ежей! Поверь, там есть, чем похвастаться!
Мэтью лишний раз убедился, что Профессор Фэлл полностью восстановился от того истощения, что постигло его на Голгофе. Теперь он по-настоящему наслаждался жизнью.
— Я с удовольствием с вами туда схожу.
— О, замечательно, замечательно! Ну, я пойду, у меня еще много дел… — Он оборвался на полуслове, и веселье выветрилось с его лица. Он опустил голос до еле-слышного полушепота и спросил: — Как продвигается твоя работа… с ним?
— Пока без изменений. Но это мой вердикт только на сегодня.
— Да, только на сегодня, — повторил Фэлл. — Знаешь, я ведь проникся некоторой симпатией к этому здоровяку. Я хочу сказать… пожелай ему от меня всего наилучшего. Я надеюсь, однажды он станет прежним.
— Честно говоря, — признался Мэтью, — я не думаю, что это когда-нибудь произойдет.
Профессор хмыкнул, и стало ясно, что разговор зашел в тупик.
— Что ж… тогда просто передай ему от меня привет, — сказал Фэлл и зашагал по каменистой дороге, спускавшейся с холма мимо кладбища в город к его любимым местам для исследования у береговой линии. Некоторое время Мэтью смотрел ему вслед. Профессор представлял собой худую фигуру в соломенной шляпе, мешковатых коричневых брюках и свободной белой рубашке, с мольбертом в руках и сумкой с сокровищами, перекинутой через плечо. Он выглядел как бодрый старик, отправившийся на поиски приключений.
Внезапно Мэтью словно поразило громом. Он вытянулся, как струна. Мой мальчик. Неужели Фэлл действительно обратился к нему… с чем? С нежностью? У Мэтью возникло ощущение, будто он снова оказался на Голгофе, где его разум подвергся отравляющему действию местных газов. В это было трудно поверить, но этот старик больше не был тем Профессором Фэллом, которого Мэтью когда-то знал. Эта мысль пугала, но… по крайней мере, Фэлл больше не был гением преступного мира. Он стал тем профессором, каким был много лет назад, до того, как его сына Темплтона избила до смерти шайка разбойников на улице Лондона. До того, как Фэлл поклялся отомстить за смерть сына и угодил в паутину криминального мира, в корне изменив свою жизнь. Теперь он был просто ученым, изучающим морские организмы. Мэтью заметил, что движения Фэлла все еще были немного скованными, но уже не настолько, как на Голгофе. Он не был ни вялым, ни озлобленным. Здесь Фэлл был энергичен. Он подолгу прогуливался по улице, зарисовывал интересных морских обитателей. Ему нравилось проводить время в компании молодой леди из «Премьер Лансеро», хотя та была на сорок лет моложе него.
Мэтью отметил, что эти разительные перемены начались с момента, когда Сантьяго оставил у себя «Малый ключ Соломона», и эта проклятая книга больше не показывалась Профессору на глаза. Он не повесил ни Мэтью, ни его соотечественников, поскольку весь рассказ молодого решателя проблем оказался правдой, в том числе о Профессоре Фэлле и о причастности Кардинала Блэка к этой истории… и, разумеется, о зеркале Киро Валериани и легенде о том, что оно якобы является порталом в Преисподнюю. Мэтью рассказал обо всем, даже о том, зачем они направились в Венецию — чтобы отыскать сына Валериани Бразио.
Сантьяго, как ни странно, не посмеялся над его рассказом, пусть тот и граничил с сумасшествием. Более того, он открыл книгу в присутствии Мэтью и с озадаченным видом перелистывал страницу за страницей. Мэтью подумал, что, когда Сантьяго забрал книгу, поиски Бразио Валериани и зеркала закончились. И, когда это осознал Профессор Фэлл, пелена спала с его глаз. Теперь в поисках не было никакого смысла. И хотя Блэк долго злился и ругался, пытаясь каким-то образом вернуть книгу, все понимали, что это конец. В потере книги Профессор обрел своего рода свободу. Он освободился от оков своего прошлого. Он взял перо, чернильницу и бумагу и начал зарисовывать морских обитателей Альгеро. Он рисовал не только их, и здесь ему улыбнулась удача. Однажды утром жена Сантьяго Изабелла, прогуливаясь под своим желтым зонтиком, обнаружила причудливого старого англичанина за зарисовкой
