Пионеры всегда помнят свои обычаи и законы - Елизавета Голякова
Оксана даже спала на толстой книге, не боясь помять или уронить ее под кровать, в невытертую пыль. Вернее, боясь не впитать из этой истории все до капли больше, чем помять или уронить.
После обеда в окне их спальни на восьмерых девчонок появилась вихрастая голова Рената.
– Эй, Окс, ты идешь? – громкий шепот, хотя кто в тринадцать спит в тихий час?
Окс вскочила, даже не обувшись. Обувь схватила в одну руку, книгу – в другую, и вылетела на балкон, каким-то непостижимым образом зацепив с собой еще и Маринку. Та не возражала.
В тихий час лагерь странно преображается, из живого, неутихающего оплота пионерии превращаясь в какой-то законсервированный остров, словно пленочный кадр, сохраненный навечно. Раскаленный солнцем песок хранит отпечатки подошв. Площадки, костровые, скверики и бюсты пионеров затаиваются, замирают. Кое-кто плавится под палящем солнце, кое-кто нежится в благословенной тени. Под краниками на пути с пляжа высыхают натекшие за утро лужи, по балконным перилам – знамена полотенец и мокрых плавок. Где-то украдкой бренчит гитара.
Стоит тишина. Не та, звенящая, какая бывает ночью в гулком длинном коридоре, и не та, давящая, как на контрольной. Особая тишина дремлющего пионерского лагеря, тишина дракона, уснувшего на горе золота.
Хочется или ворваться к нему с безудержным ором, но от этого тебя берет дрожь. И ты крадешься по песку, стараясь слиться с ним, почувствовать его, впустить в себя все полуденное тепло.
На старом месте встретились пятеро пионеров и уже знакомой тропкой выбрались из тех мест, где еще действовала истончающаяся в каждой такой вылазкой власть вожатых.
Марина единственная надела панамку, и теперь на нее поглядывали с завистью.
– У меня есть кое-что на примете, – Саша начал заговорщически, но его голос звенел, выдавая мандраж, – кое-что, что нам точно подходит.
Юра пихнул его локтем:
– Сначала нужно рассказать сюжет!
– Давай сам тогда. Надо было сделать это когда-нибудь с утра.
– Вожатая бы пристала с расспросами, и от нее потом не отвяжешься, – Ренат поддержал Юру, но на самом деле он поддержал того, кто меньше орал и выдавал больше конструктива.
– Тшшшш! Юра рассказывает!
– Спасибо, Марин. Так вот, если кто помнит, эльфы отправлялись в свой заокраинный край, куда людям был путь заказан, а у них там был какой-то свой остров. Я вчера ночью прочитал, когда вернулся, – Юра поправил очки, и движение «зубрилы» смотрелось у него непонятно почему чем-то обычным. – Эльфы вроде как обладали особыми знаниями и были хранителями своих тайн, которые помнили с древних эпох. И вот мы тоже знаем больше, чем остальные, и у нас есть особые знания. Нам должен открыться эльфийский остров, если мы правильно будем его искать. У меня все.
Пионеры переглянулись. Тарасов ловил их взгляды жадно, голодно, высматривая проблески очарования или разочарования, и непонятно, что волновало его больше. Окс лукаво щурилась, просчитывая, видимо, варианты. К себе прислушивалась Марина, а Ренат просто ждал, чтобы посмотреть, что будет. Юра ерошил себе волосы, и с них сыпался мелкий белый песок, унесенный с пляжа.
– Я буду искать, – кивнула Оксана серьезно. – Звучит, как надо.
Окс глянула на подругу, и та следом за ней согласилась без видимого сожаления:
– И я буду. Хочу это лето запомнить.
– А по-моему, звучит абсурдно, – Ренат все же сделал свой ход и теперь изучающе рассматривал лица друзей в ожидании реакций. – Остров? Эльфов? Мы в пионерском лагере «Чайка», куда попали от завода или от школы при заводе. Серьезно?
– Серьезно, – Тарасов шагнул к нему, и взгляды карих и голубых глаз схлестнулись в суровом бою. Голубые смотрели сильно сверху вниз, карие обжигали так, словно Сашка смотрел на костер.
Ренат прикусил губу и поднял руки.
– Сдаюсь. Это звучит достойно, пойдем и поищем – только запасемся картой и изрядным количеством времени. Я люблю море.
Тарасов сделал шаг назад, возвращаясь на свое место в импровизированном кругу, и напряжение в воздухе схлынуло. Стало буквально легче дышать.
Они пошли к побережью, болтая об эльфах и о мечах вместо автоматов, и про то, что было бы легче там, между холмов и вольных белых городов, переходить речки вброд и по утрам седлать лошадей. И что это совсем не то же самое, что в походе, и не то же, что кататься на лошади в стареньком колхозе у дедушки. И даже не пионерский выезд со старшими. Это вообще что-то отдельное, особенное. Очень настоящее.
Потом, после ужина сидя вокруг костра и слушая, как настраивает гитару большой парень, которого привела вожатая, Марина наклонилась к Оксаниному уху и прошептала:
– Ты когда-нибудь чувствовала что-то подобное? Там, когда Саша так посмотрел на Рената, про остров. В воздухе как будто что-то произошло, что-то такое плотное, странное…
– Как нити натянулись, – одними губами произнесла девочка, – да?
– Точно, нити! Натянулись от каждого к каждому, сильно-сильно, и сильнее всего между мальчиками. Даже почти звенели. Я их едва не увидела, эти нити!.. Хорошо, что ничего не взорвалось.
– Хорошо, – протянула Оксана, глядя в огонь. – Очень хорошо.
Тогда они пробродили весь тихий час, и вернулись в комнаты за несколько минут до прихода вожатой. Та не была довольна абсолютно бодрыми, сгоревшими на солнце лицами своих боевых подопечных, но ничего не сказала. Кое-кто из девчонок все еще хихикал с появления Рената в окне и того, как сбежали за ним Окс и Маринка, но своих как-то не было принято выдавать: выдашь, а потом до конца смены задразнят крысой. Да вожатая и не спрашивала.
И большой парень, видимо, вожатый другого отряда, наконец настроил гитару.
– Что споем, ребята? – спросил он уже заранее мелодичным голосом, красивым и мягким, и некоторым отнюдь не почудился румянец на щеках их вожатой.
– Про Алые паруса! – попросил кто-то.
– «Валерку»!
– А как же про оркестр?
Парень растеряно улыбался, слушая нестройный хор голосов. Перебирал струны, и они блестели в свете костра, и оранжевые отсветы ласково гладили загорелые лица, смягчали черты и окружали светом и теплом. У костра не было видно разбитые коленки и шелушащиеся носы. Только серьезные лица ребят, по которым то и дело блуждали улыбки, и руки и ноги, некоторые в нитках или браслетах, на шеях – камешки с дырками и грозди ракушек. Все пахнут морем и солью, а теперь еще и костром.
– Давайте про любовь, – особенно громко сказал Тарасов, и парень улыбнулся на эти слова и взял пробный аккорд.
– Будет песня про любовь. Слушайте и
