Новогодняя история, или Сказочный джаз - Иван Терехов
Змей прибавил скорости. Теперь за несмолкающим жужжанием уже нельзя было расслышать взмахов крыльев. Когда до роя оставалось совсем немного, Кощей ,стоя в полный рост лицом ко стражу, вскинул руки вперёд. Мелькнуло три лиловых шара. Врезавшись в облако они начали с огромной скоростью втягивать в себя пчёл, очищая путь перед змеем. Как только троица проникла в рой, с боков, снизу и сверху на них набросились тысячи полосатых комочков ярости. Но, странное дело, ни один из них не достигал своей цели и на подлёте огибал компанию, не в силах ужалить. Кощей стоял крестом, разведя руки в стороны и напряженно ухмылялся.
– Получается! – крикнул он, – Прорвёмся!
Тут впереди полыхнуло зелёным. Два шара исчезли. Один продержался ещё секунду и, пугливо вспыхнув исчез в рое. Кощея откинуло на заднее сиденье. Ворвавшиеся в сферу чистого воздуха пчёлы облепили его с ног до головы, оставив лишь лицо, выражавшее недоумение. Трёхголовый змей зарычал от боли. Пчёлы покрывали его туловище и шеи, вгрызаясь под чешуйчатую кожу. Несмотря на стекающие струйки бурой крови, он продолжал тяжело махать крыльями. Только Ярослава пчёлы не трогали, будто не видели его. Слава запаниковал.
– Надо что-то делать. Надо как-то помочь. Мы же упадём.
– Что делать? Я не герой. Я не знаю. Не умею.
Мысли метались и гудели, как пчёлы. Надо было сконцентрироваться.
– Я не герой. Но я слышал истории о них.
– История! Вспоминаем истории!
Перед Константином Афанасьевичем появилось два светящихся серо-синих круглешка дужки глаз. Из капель крови, из тени, которой рой накрыл компанию слепился стройный девичий стан. Шелковистые платиновые волосы змеились по плечам. Полупрозрачная кружевная паутина платья мигала и развевалась не по ветру, а сама по себе.
– Что я могу? – бессильно и остервенело кричал голос в голове Ярослава.
– Я не могу метать молнии! Не могу летать! Не могу даже делать сальто!
– Что бывает в историях? Думаем! Быстро!
– Герой пользуется опытом и навыками, полученными ранее!
Девушка приблизилась к Кощею и внимательно с невольной лёгкой улыбкой заглянула в его глаза, как бы ища там что-то.
– Что у нас есть? – продолжали голоса.
– Семь лет музыкальной школы.
– Было б фортепьяно в кармане – так сыграл бы. Ещё!
Змей начал падать. Могучие ошмётки крыльев бессильно протянулись по встречному ветру.
– Знания о трёх сторонах бытия.
– Бесполезно. Дальше!
– Нам бы какой-нибудь магический предмет. Ковёр- самолёт, шапку-невидимку, хотя она вряд ли поможет, гусли – самогуды. Да хоть что-нибудь!
– Волшебный ремень?
– Ты издеваешься?
Девушка приложила ладонь к щеке Константина Афанасьевича. Их взгляды: кислотно- голубой и пепельно-синий – устремлялись друг в друга, бесконечно отражаясь в зеркалах зрачков. Пчёлы начали всасываться в прозрачное платье наполняя его силой и цветом. Пилящее слух гудение теперь исходило не только от пчёл – сам воздух противно звенел, темнея и сгущаясь. Дымясь, насекомые осыпались с правой кисти Кощея. Над ней возникла капля влаги – прозрачная подрагивающая пулька. Щелчок пальцев. Девушка отступила к борту корзины, держась за простреленную шею. Прекрасное лицо с небольшим ртом, носом с легкой горбинкой, изящными изгибами бровей и большими выразительными глазами исказилось звериным оскалом. Свободной рукой она сжала кусок мутного воздуха и замахнулась. Пчёлы взметнулись сплошной массой вслед за этим движеньем. В ту же секунду кожаное седло распалось на части, а у змея оторвало крыло. Константин Афанасьевич рванулся, стремясь предотвратить удар чудовищной силы, но не сумел. Несмотря на тщетные попытки вгрызться в плоть или ужалить, пчёлы продолжали крепко удерживать Кощея в уплотнившемся коконе из собственных тел. Рука опустилась. Хлопок. Все звуки стихли. Не стало ни девушки, ни мути вокруг. Они исчезли, растворились, как мираж, как пар под набежавшим порывом ветра. Пчёлы Зосима отпрянули и дезориентированные полетели в небо. Это Ярослав застегнул на средней шее змея ремень с малахитовой пряжкой. Ремень, который делает неуязвимым того, на кого надет. То, что несёт с собой его обладатель. Ремень, который позволяет прикасаться к своему хозяину только тому, чего хочет сам хозяин. Ох как не хотел змей незваных гостей, разрывающих его на части! Средняя голова разлепила веки и увидела стремительно приближающуюся вершину ели.
Кто я? Вокруг странная музыка. Всё вертится. Оркестр. Видел его раньше. Летит. Чего-то ему не хватает. Приближается. На его пути начинают вырастать тягучие, словно смола, серые фигуры. Вот засада. Они набрасываются на музыкантов, но смерч разбрасывает чудищ и размазывает по земле. Исполнители их и не замечают. Ветер усиливается, музыка ревёт, деревья трещат, валятся или вырываются с корнем и уносятся вихрем. И сквозь весь этот шум раздаётся смех. В центре смерча летают комья пыли и земли. Из них складывается человеческий образ. Вот чего недоставало оркестру! Дирижёра! Человек рьяно машет палочкой. Вихрь наполняется огоньками: красными, желтыми, зелёными. Огоньки вертятся в такт завинчивающейся музыке. Танцуют? Неожиданно тонкая женская рука схватила дирижёра за горло. Он дёрнулся и замер в неестественной позе. Девушка с пепельно-синимими глазами швырнула его сквозь ураган. Человек ударился о пролетающий ствол дерева и разбился. Ледышка. Огоньки потухли. Музыка стихла. Всё исчезло. Кто я? Улица в южном городе. Дыра в доме. Вывеска кое-где обвалилась. Осталось только: „У…п…ти………чек“. Внутри опрокинутые столы мусор от пробитой стены, битая посуда. Дальше колодец. Никого здесь нет. Зачарованное место. Немногие замечают. А, нет. Вон тень какая-то у стены шевельнулась. Огляделась. О! Она увидела труп. Заметалась. Туда-сюда. Хочет убежать на улицу. Нет. Не выйти. Как ниткой привязана. Медленно тень подходит к трупу. Прикоснуться. Отдёргивает руку. Тень бросается на пол и мечется по нему среди обломков. Наконец замирает и лежит, чуть вздрагивая время от времени. Вдруг тень вскакивает. Вспомнила что-то? Подбегает к колодцу. Прыгает в него. Никак. Не пройти сквозь водную гладь. Тень прыгает по ней, топчет её ногами – всё без толку. Тень падает на колени и кричит. Не слышно. У теней нет голоса. Тихо и темно. Кто я? Странный вопрос. Я – это я. Мои мысли, чувства. А ещё всё то, на чём оставил след. Я – это я, и мне … холодно?
Ярослав обнаружил себя лежащим на голой земле. Было видно лапы сосен и небо, выглядывающее сквозь них.
– Небо.
– Вроде и видишь его каждодневно, а замечаешь только так. Вот так вот лёжа, утопая в нём.
– Действительно холодно.
– Да.
– Где это я?
– Не знаю. Падали мы.
– А вдруг я того?
Слава ощупал себя.
– Да нее. Живой вроде.
– И всё-таки где я?
– Надо бы оглядеться.
– Ладно. Подъём!
Ярослав поднялся. Вокруг стеной стоял хвойный лес.
– Темновато.
– И снега нет.
– Всё же очень холодно.
– Так, понятно. Костюм порвался.
В самом деле, некогда стильный с иголочки костюм изошёл клочьями и теперь, убитый висел лохмотьями. Слава заметил поваленное дерево, лежавшее шагах в двадцати и пошатываясь подошёл к нему.
– Интересно, как же я уцелел.
– Ремень-то на
