Всю жизнь я верил только в электричество - Станислав Борисович Малозёмов
Очередная доза в общак, который хранить доверили Иванам, смотрящим по воровскому рангу.
Потом много лет прошло. Я отслужил. Вернулся. Иванов в угловом доме уже не было. Там жил тихий старик, который развел во дворе кур и пил сырые яйца из лукошка, поставленного рядом с ним на скамеечке перед воротами.
Старичок этот, как потом выяснилось, отсидел в общей сложности тридцать лет, был тоже вором в законе и теперь смотрящим вместо Иванов. Он и рассказал о том, кем на самом деле были наши друзья – два Ивана.
Их призвали в армию, но полк № 2416 Р в сорок втором году месяц стоял в резерве в Белоруссии. И однажды Иваны дезертировали, растворились в пространстве, хотя батальоны их окопались на голой равнине, где виден был каждый суслик, выскочивший из норы. В батальонах решили, что они пошли в деревню к девкам, а по дороге их взяли как «языков» разведчики с той стороны. Потому искать и не стали. А Иваны нашли не очень честный способ переодеться в гражданские шмотки и стали искать выходы на блатных. Они ещё до войны имели грандиозный план масштабных экономических краж, тянущих на миллионы рублей. В сумятице, которая легко покорила себе гражданскую жизнь, планы были вполне выполнимыми. Долго искали, но всё – таки познакомились с одним из авторитетов уголовного мира. Тот свел их с паханами, После месячных разговоров с ними и всяких проверок блатные их приняли. Поверили. Они выправили им новые паспорта . По документам оба стали Иванами с разными фамилиями и уехали в Челябинск. Там и началась их воровская карьера. Они кроме официальной работы заведующими складами организовывали вывоз тракторов ЧТЗ по левым бумагам сотнями и раскидывали их через устойчивые старые воровские каналы по всей стране. Деньги им доставались такие, что старик просто постеснялся называть суммы. Потом они перебрались в Свердловск, на Уралмаш и три года тем же методом опустошали государственную казну на много миллионов рублей. Вычислили их перед самой победой. К этому времени, год назад, за особые заслуги их короновали в Казани, где на воровской сходке общим согласием дали им высший неприкасаемый статус «воров в законе». Так что на зоне свои семь лет они отсидели в покое, относительном уюте, с хорошей едой, поездками по субботам в кустанайскую баню. А по воскресеньям сам кум отпускал их в город отдохнуть, пообедать в ресторане и погулять с девчонками до вечерней поверки перед отбоем. Освободили их через пять лет за примерное поведение и ударную работу, к которой они никогда не прикасались. За колючкой их встретили на трёх «победах» свободные пока «орлы» из Свердловска и сказали, что старшие велели им поработать смотрящими в Кустанае лет пять, не больше. Так Иваны попали в угловой дом на улице Ташкентской и Октябрьской. Стали нашими соседями, друзьями и карающим мечом для наших безмозглых уголовников.
Шестьдесят лет пролетели от нашего знакомства с этими загадочными людьми. Адская смесь их аристократизма врожденного, ума и разума, опыта и глубокого понимания сути существования человека на земле грешной нашей, доброта, редкое умение без труда жить свободно, просто, без зависти, жадности и зла в душе, с работающей совестью и верным словом, переплетенные с уголовщиной и угнетающим яркость личности каждого Ивана пышным и пугающим титулом «воров в законе» – это даже не парадокс. Это удар судьбы ниже пояса. Запрещенный и наказуемый.
Но никому ещё и никогда не удавалось даже замечание сделать своей судьбе без ненужных последствий, а чтобы наказать её за злые и губительные подарки – об этом и подумать-то жутко.
Их, конечно, уж нет здесь, на белом свете. И, возможно у кого-то от них не осталось и следа в душе.
Кроме меня. И, возможно, ещё нескольких внимательных ребят, вникших в простую, доступную и спасительную их житейскую философию.
Это только кажется, что в четырнадцать-пятнадцать лет ты уже переплыл реку детства и выпрыгнул на берег взрослой жизни. Это чушь несусветная. Ты можешь до пятидесяти лет быть дитем неразумным, если не найдешь до этого времени ни книг, ни людей, которые сумеют без пафоса нравоучений рассказать тебе тяжкую правду о жизни, Которые понятно разъяснят – какие нужно обязательно понять правила, принять их и с ними метаться по судьбе своей. Которые подскажут, как научиться соблюдать неписаные законы, созданные бегущим из вечности в вечность временем отдельно для мужчин и женщин.
Я в малолетстве, само-собой, не читал Конституции СССР, морального кодекса строителей коммунизма, Библии, не знал десяти заповедей и семи смертных грехов. Я читал разные книги, умнел, но не одна книга не объяснила мне, каким должен быть внутренний кодекс каждого мужчины, который желает прожить истинно по-мужски свой маленький кусочек срока на этом свете. Но, к счастью, мне случайно повезло, что в конце пятидесятых в Кустанае на углу Ташкентской и Октябрьской жили странные уголовники белой кости, голубой крови и светлого, верного разума – Иваны, чьих фамилий я так и нее узнал. Ни родители, чьи наставления инстинктивно отторгались, ни школа, внушавшая вместе с приблизительными знаниями расплывчатые прописные истины, ни друзья, почти все избитые в итоге судьбой: кто до полусмерти, а кто и насовсем. Только эти два Ивана и брат отца Шурик. Александр Павлович. Благодаря ему я с детских лет и до сих пор верю только в себя и в электричество. В безграничное могущество великой Энергии, правящей миром.
А от Иванов впитались в суть мою понятия, почитаемые в уголовном мире по строгому указу этого мира. А в обычную мужскую вольную жизнь не попадают эти понятия по торопливой брезгливости нашей. Не из неволи же этим бедолагам нас жизни учить.
Но я не побрезговал. И понял, что человек мужского пола может без стыда и самообмана называть себя мужчиной, если готов нести ответственность за каждый свой шаг и слово, за всех, кто ему близок по крови и духу. Если он свободен от зависти, жадности, упоения самим собой, если он добр и его душа сама желает помогать всем, кому нужны помощь, сочувствие, его сила и уверенность в победе хорошего над плохим. Это всё непросто, но научиться всему правильному можно, если начать ещё в сопливом возрасте.
Мне было десять. Мы стояли посреди двора двух Иванов. Большой Иван уложил мне на плечи гриф от штанги и сказал:
– Иди.
Пока я шел они с
