SensiblyTainted [<a href="/cdn-cgi/l/email-protection" class="__cf_email__" data-cfemail="5003353e2339323c290431393e2435346261102931383f3f7e333f3d">[email protected]</a>] - Вернуть себя
Рон закатил глаза позади Гермионы, и Гарри слегка улыбнулся. Рыжик улыбнулся в ответ: – Ты как, друг?
– Нормально, я просто был болен, – быстро прошептал Гарри. Гермиона и Рон знали, что лучше не спорить. – Так что вы сейчас учите? Ничего интересного я не пропустил?
– Не – а, – уверил его Рон. – Правда, выучили чары Легкости. Только сегодня учили. Мне понравилось!
– Это было забавно, – согласилась Гермиона. – Заклинание заставляет звучать твою душу, создавая персональное, неповторимое звучание, подбирая подходящую мелодию, песню. Словно музыкальный код. Это не позволяет узнать что-то очень важное о личности, но все-таки сообщает многое о человеке.
– Не уверен, – проворчал Рон. – Выглядело это немного странно.
– Ты просто смущен! – засмеялась Гермиона, хлопая его по плечу.
– Я никогда не слышал прежде такую песню.
– Она маггловская, но действительно подходит тебе.
– А что за песня? – заинтересовался Гарри. Впервые, после того, как он проснулся, его напряжение ушло.
– Не говори! – умолял Рон, грохнувшись перед подругой на колени.
– Он все равно услышит её достаточно скоро, – она рассмеялась и посмотрела искрящимися глазами на Гарри. Девушка прикрыла рот ладошкой и зашептала, будто собираясь выдать страшную тайну: – Это была Pretty Fly for a White Guy.
Гарри начал смеяться. Гермиона гордо усмехнулась, смущенный Рон тоже присоединился к ним. Потом с хулиганской ухмылкой припал к её ногам и начал поддразнивать.
– О, это означает войну! Ты хочешь войны? Что ж… Гарри, хочешь услышать её песню? – спросил он, и Гарри кивнул. – Это глупая любовная песня. Не знаю, кто её сочинил, но звучала она приблизительно так… – Рон драматично прочистил горло, схватился за него рукой, чтобы спеть настолько высоко, насколько получиться:
«В руках ангела, далеко отсюда,
Далеко от этих холодных звезд
И этих бесконечных ночей, которых ты боишься,
Далеко от мечтаний, которых тебя лишили,
В руках ангела, может, ты и найдешь немного покоя…»
Гермиона скрестила руки и вздернула голову: – Это было очень красиво, не слушай его, Гарри. Рон со своим голосом заставит любую песню звучать кошмарно.
– Ты разбила все мои мечты! Миона! – Рон симулировал сердечную боль. – Все знают, что я всегда хотел быть звездой сцены!
Гарри смеялся над ними обоими, чувствуя, как прошлое, и тяжелый туман опасения, и отчаяния, и боли немного отступили. Он толком даже не понимал, где он находится, но не собирался сейчас об этом думать, пока его друзья здесь. Он даже не знал, что сегодня за день, и как он очутился тут. Он не помнил большую часть лета, за исключением того, что все было очень плохо.
Гриффиндорцы заметили, что выражение его лица изменилось, и попробовали отвлечь друга от тяжелых мыслей.
– Почему бы тебе не попробовать, Гари? – спросила Гермиона, и зеленые глаза снова посмотрели на неё.
– Думаю, это будет что-нибудь из тяжелого рока, – игриво заметил Рон.
– Не знаю… – Гарри смутился.
– Серьезно, – подзадоривала Гермиона. – Это будет забавно!
– Хочешь узнать, каков Малфой? – прервал ее Рон, хитро подмигнув.
– И? – спросил Гарри, закусываю губу. Судя по лицу друга, он уже мог предположить, что это было что-то веселое.
– Давай я. Я слышала это только однажды, так что будет немножко сумбурно, – Гермиона усмехнулась, затем запела. Ее голос не был совершенен, но все же это было намного лучше, чем завывания Рона.
«Зимние ветры утихли, исчезли…
Я разделил с небесами тяжесть своих мыслей,
Слезы намочили мою подушку,
Я словно ребенок потерялся в боли
И молюсь о лучших днях.
Унесите меня наверх, подальше от этого места.
Пусть ваша любовь осветит мое лицо».
Гермиона улыбнулась и продолжила:
« Я поднимаюсь…
Я меняюсь на ваших глазах.
Почему существует тьма среди света?
Как изменяется тьма на свету?
Надежда приходит с небес и меняет меня,
И возрождает из пепла.
Поднимает и обновляет,
Позволяет победить себя,
Выводит меня из ада».
Улыбка Гарри растаяла, но он продолжал с восторгом смотреть на подругу. Он чувствовал – происходит что-то важное. Словно она дала ему что-то жизненно необходимое. Нет, не Гермиона. Малфой. Будто Малфой сказал что-то такое, словно он открыл секрет вселенной! И об этом спела Гермиона.
Его глаза расширились, рот приоткрылся – Гермиона пела ему. Слова проникали в разум, в сердце. Рон подпевал вторым голосом, темп внезапно ускорился. Слова падали в его измученную душу, подобно дождю:
«Я поднимаюсь и иду вперед…
Дайте мне силу продолжать.
Я чувствую свет на моем лице…
Я слышу молитву ангела…
Мои сломанные крылья должны были летать!..
Поднимите меня с колен и простите!
Я встаю… Я иду вперед.
Я чувствую, как рушатся стены моей тюрьмы».
– На самом деле, было здорово, – веселился Рон. – Видел бы ты его лицо, когда его песня была спета сладким женским голосом.
– Тебе понравилось? – Гермиона не смотрела ему в лицо.
– Ничего, – Гарри с трудом поднял голову. – У тебя хороший голос.
Гермиона покраснела, и Рон захихикал. Она хлопнула его по руке и переспросила Гарри: – Так что ты думаешь? Хочешь попробовать?
– Не знаю, – Гарри нервно теребил одеяло.
– Давай, Гарри, – попросил Рон. – Хуже, чем у меня, уже не будет!
– Но только, если ты хочешь, – уверила его Гермиона.
– Ладно, – сдался Гарри, когда Рон состряпал заискивающее, как у голодного щенка, выражение.
Гермиона усмехнулась и вытащила палочку: – Musica Anima.
Заклинание достигло Гарри, и их улыбки моментально исчезли. Глаза Гарри закатились, и вокруг него вспыхнул сияющий белый свет, становясь каждую секунду все более сильным и более ярким. Гермиона охнула и поддержала поднявшегося с кровати Гарри. Взрыв света из его груди заполнил комнату, и в то же самое мгновение из него полилась музыка, громкая и мощная. Она проникла сквозь стены, заполнила весь замок, и каждый в Хогвартсе мог слышать её.
Почти тысяча человек замерла – торжественный звук фортепьяно захватил их внимание. Не было другого инструмента, да и не нужно было. Это было медленно, изящно, плавно, сильно, подобно воде, падающей мощным потоком со скал в океан. А потом, словно запел ангел. Это было глубоко и хрипло; то низко, то, взлетая в более высокие диапазоны. Наполняя сердце каждого и тоской, и красотой, и болью, которую чарующий голос доносил до самых глубин.