Черная пантера из Шиванипали - Кеннет Андерсон
Около половины моей земли находилось в низине, по краю которой и протекал ручеек. Я отвел от него воду для орошения и выращивал разновидность черного риса, когда-то вывезенного из Бирмы и известного под названием «рис из Негу[10]». Редко где еще в Индии он рос. Многие пробовали его сеять, но неудачно.
Ферма была примечательна тем, что о ней ходили слухи, будто один из коттаи часто посещал призрак брата англоиндийской[11] леди, у которой я в 1941 году купил ферму за пятьсот рупий, или тридцать пять фунтов стерлингов. Бывший хозяин умер от какой-то таинственной болезни, проявлявшейся во внезапных приступах мучительной боли в левой руке и в груди. Возможно, это была грудная жаба. Он был очень привязан к своей ферме, которую создал на пустом месте и где прожил больше двадцати пяти лет. Не имея семьи, он оставил ферму сестре. Рассказывали, что после смерти хозяина проходившие мимо крестьяне не раз видели его в сумерках перед одним из коттаи. Нечего и говорить, что жители деревни стали обходить ферму стороной.
Сестра покойного, по-видимому опасаясь, что, узнав о «призраке», я могу отказаться от сделки, сообщила мне о его «посещениях» только на следующий день после того, как я оформил купчую у помощника нотариуса и уплатил в его присутствии деньги. Она уверяла, что брат бродит иногда ночью вокруг обоих коттаи, что она много раз ясно видела его в лунном свете около розовых кустов, которые он особенно любил, но поспешила добавить, что «дух» был совершенно безобидным, не издавал звуков и не причинял никому неприятностей, а при приближении к нему людей немедленно исчезал.
Чуть было не забыл сказать, что вместе с коттаи ко мне перешла и кое-какая старая мебель: по кровати в каждом доме, сломанный туалетный столик, два комода и три или четыре колченогих стула. Кровати были старомодные, с досками вместо сеток.
Мне хорошо запомнилась первая ночь, которую я провел в том самом коттаи, где умер хозяин фермы; шел дождь, а крыша второго коттаи протекала. Я расстелил плед прямо на кровать и лег спать. Однако неровные доски врезались мне в спину, и, промучившись некоторое время, я решил, что на полу будет удобнее. Конечно, электрического освещения и в помине не было, поэтому я зажег свечу, переложил плед на пол и, загасив свечу, улегся. На этот раз мне повезло, и я заснул немедленно.
Не знаю, в котором часу я проснулся. Было еще совершенно темно. Что-то тяжелое и липкое двигалось по мне; движение прекратилось у моего горла, и два ледяных пальца обхватили его.
Природа не оделила меня богатым воображением, я не боюсь темноты и не суеверен. Но тут мне немедленно пришел на ум призрак хозяина, я вспомнил, что оставил фонарь на подоконнике, и не знаю, куда дел спички. Все эти мысли пронеслись у меня в голове одновременно, тогда как холодные влажные пальцы явственно шевелились и, казалось, еще крепче сжимали мое горло. Я почувствовал, как у меня волосы встают дыбом. В ужасе я вскочил и кинулся к окну за фонарем, опрокинув по дороге стул, который развалился при этом на части. Исступленно шаря в темноте, я наконец нащупал фонарик и нажал кнопку, ожидая увидеть призрак, протягивающий ко мне свои бледные руки. Вместо этого на полу лежала жаба невиданных размеров. Черная, скользкая, величиной почти в фут, она приползла в коттаи укрыться от дождя.
Этот случай показывает, что могут сделать с человеком нервы. Я буквально был мертв от страха при мысли, что столкнулся с чем-то неведомым мне, с чем-то сверхъестественным, а несколько секунд спустя, подсмеиваясь над собой, подтолкнул жабу носком домашней туфли к двери и вышвырнул ее на дождь.
На следующее утро все три приманки оказались живы, и я снова провел день на ферме. Прошла еще ночь, а ослы по-прежнему здравствовали, но появились кое-какие новости. После смерти письмоносца почту на холм стали доставлять трое: новый письмоносец и два охранявших его чаукидара, то есть стражника. В дополнение к «символу должности», который автоматически перешел к преемнику убитого письмоносца, они были вооружены примитивными копьями. Эти трое взволнованно рассказали в деревне, что на выступе скалы приблизительно в четверти мили ниже того места, где был убит письмоносец, видели гревшуюся на солнце пантеру.
Патель немедленно послал с этим известием одного из жителей деревни ко мне. Чаукидары вызвались проводить меня. Мы быстро прошли расстояние до скалы — немногим более двух миль, но выступ был пуст. Разыскивать пантеру в такую жару, к тому же среди скал, казалось бесполезным. Но я радовался хотя бы тому, что ее видели: значит, она все еще находится в окрестностях. Прежде чем вернуться, я снова осмотрел приманку, привязанную под деревом кешью, и выбрал ветку, на которой в случае необходимости можно было устроить махан.
Ночь принесла нам удачу, а ослу — гибель: его в темноте убила и наполовину съела пантера.
Это обнаружили рано утром люди, которых я послал накормить и напоить ослов. Прикрыв останки от стервятников, они вернулись сообщить новость.
Я позавтракал пораньше и, захватив пальто, фонарь, флягу с чаем и немного печенья, отправился в деревню, где патель с готовностью одолжил мне чарпаи[12]. Четыре добровольных помощника отнесли кровать к ореховому дереву, подвесили ее и укрепили веревками. Я показал им, как замаскировать кровать мелкими ветками и листьями, чтобы ее не было видно, ибо знал, как это важно. Малейшая небрежность может повлечь за собой неудачу. Лист, повернутый нижней частью кверху, чарпаи, видная с одной из сторон, набросанные под деревом ветки и сучья — все это вызывает подозрения у людоеда, который всегда с большой осторожностью возвращается к оставленной добыче.
Когда все было готово, я нашел только один недостаток — махан был устроен слишком низко над землей, на высоте не более десяти футов. К тому же на дерево было нетрудно влезть.
Около половины третьего сопровождавшие меня люди ушли. Я велел им, если ночью не приду в деревню, вернуться на рассвете, и уселся в махан.
День был знойный, и громоздившиеся вокруг раскаленные скалы излучали жар. Дерево плохо защищало от изнуряющей жары, и я по-настоящему обрадовался, когда наступил вечер и солнце начало садиться за Майсурское плато. Далеко подо мной на равнине я мог различить Джаларпет и кремовые дымки маневрировавших на станционных путях паровозов. Время от времени в тишине отчетливо слышались свистки прибывавших
