Джон Грогэн - Марли и мы
Марли пока еще был сравнительно маленьким, так что сначала мы без труда выигрывали состязания по перетягиванию поводка, но с каждой неделей баланс сил менялся. Пес становился все крупнее и сильнее. Было ясно, что через какое-то время он станет сильнее нас обоих. Надо было скорее обуздать его и обучить правильному поведению на улице – до того, как он приведет нас к унизительной смерти под колесами проезжающей мимо машины. Наши друзья, собаководы со стажем, рекомендовали не спешить с обучением. «Сейчас еще слишком рано, – сказал один из них. – Наслаждайтесь его щенячьим возрастом, пока можете. Вскоре он вырастет, и тогда вы более серьезно возьметесь за его воспитание».
Так мы и поступили, однако не давая ему возможности делать абсолютно все, что заблагорассудится. Мы последовательно пытались внедрить свои правила. Порча кроватей и другой мебели была под запретом. Преступными действиями, достойными явного порицания, считались питье из унитаза, обнюхивание собачьих задов и обгрызание ножек стула. «Фу» стало нашим любимым словом. С переменным успехом мы работали над базовыми командами – «ко мне», «рядом», «сидеть», «лежать». Марли был молод и постоянно возбужден, словно наглотался тройного эспрессо. Подобно инфузории, он не мог сконцентрироваться более чем на одном предмете в данный момент времени, при этом его внимание тут же переключалось на другой объект. (Так от легкого прикосновения взрывается нитроглицерин.) Любой контакт с людьми вызывал у Марли желание в буквальном смысле прыгать на стены от радости. Только спустя годы мы поняли: у нашего щенка был типичный случай синдрома рассеянного внимания и гиперактивности (СРВГ), заболевания, название которого впоследствии будут использовать для поведенческого диагноза тысяч гиперактивных детей, у которых, как говорится, шило в одном месте.
И все же, несмотря на все эти щенячьи выходки, Марли играл важную роль в нашем доме и в наших взаимоотношениях. Его беспомощность показала Дженни, что она может справиться и с материнскими обязанностями. Марли пробыл под ее присмотром несколько недель, и она его до сих пор не загубила. Как раз наоборот, щенок чувствовал себя прекрасно. Мы даже шутили: может, стоит посадить его на диету, чтобы замедлить рост и снизить уровень энергии?
Превращение Дженни из хладнокровной убийцы растений в нежную собачью мамочку не переставало удивлять меня. Думаю, она сама себе удивлялась. Главное, у нее все получалось очень естественно. Однажды Марли начало сильно рвать, и, прежде чем я успел что-либо сделать, Дженни уже была на ногах. Она подбежала к нему и, одной рукой разведя его челюсти, просунула вторую глубоко в глотку, достав большой обслюнявленный комок целлофана. Марли в последний раз кашлянул, стукнул хвостом по стене и посмотрел на нее, словно спрашивая: а не могли бы мы это повторить?
Как только мы более-менее привыкли к собаке, мы смогли заняться обсуждением проблемы дальнейшего расширения нашего семейства. Не то чтобы мы решили завести ребенка – это был бы слишком смелый шаг для пары, которая стремилась вообще не принимать никаких судьбоносных решений в своей жизни. На самом деле мы просто решили больше не использовать противозачаточные средства. Замысловатая, конечно, логика, но после такого решения мы оба почувствовали себя лучше. Никакого давления. Вообще никакого. Мы не стремились зачать ребенка, мы просто положились на судьбу. Пусть все идет своим чередом. Que sera, sera, как говорят французы: в общем, будь что будет.
Хотя, если честно, мы боялись. У нас было несколько знакомых пар, которые месяцами, даже годами пытались зачать ребенка. После безуспешных попыток, отчаявшись, они начинали открыто обсуждать свое безвыходное положение. На званых обедах они как одержимые говорили о консультациях у врача, количестве сперматозоидов, менструальных циклах. Присутствующие, естественно, чувствовали себя неловко, ведь никто не знал, как на это нужно было реагировать. Сказать фразу типа: «Мне кажется, у тебя нормальное количество сперматозоидов»?! Все это было невыносимо тяжело, и мы до смерти боялись в конечном счете стать такими же, как эти люди.
До нашей свадьбы у Дженни были серьезные приступы боли, связанные с эндометриозом, ей сделали лапароскопию и удалили рубцовую ткань из маточных труб, что, разумеется, не пошло на пользу ее репродуктивной функции. Еще больше нас беспокоил один секрет из прошлого. В те первые дни слепой страсти, когда желание овладевало нами, мы отбрасывали предосторожности вместе с одеждой в сторону и с утроенной энергией занимались сексом, вообще никак не предохраняясь. Такое происходило не раз. После столь невероятной глупости, совершенной несколько лет назад, мы должны были целовать землю в благодарность за чудесное отсутствие нежелательной беременности, но вместо этого каждый из нас думал только об одном: «Что с нами не так? Ни одна нормальная пара не смогла бы, не предохраняясь, так заниматься сексом без известных последствий». Мы оба были уверены: зачать легко нам не удастся.
Поэтому, когда наши знакомые пары одна за другой объявляли о том, что они попытаются зачать ребенка, мы молчали. Дженни собиралась просто спрятать свои противозачаточные таблетки в аптечку и забыть о них. Если она забеременеет, чудесно. Если нет, то… мы ведь и не старались еще, верно?
Зима в Вест-Палм-Бич – великолепное время года с прохладными ночами и теплыми солнечными денечками. После невыносимо долгого, навевающего апатию лета, которое обычно проводишь или в кондиционированном помещении, или совершая короткие перебежки из одной тени в другую в попытке скрыться от раскаленного солнца, зима была настоящим праздником для жителей субтропиков. Мы питались исключительно на веранде и каждое утро пили свежевыжатый апельсиновый сок с дерева в нашем саду. Мы ухаживали за своим крошечным огородиком с несколькими кустами томатов, высаженными прямо возле дома. Мы срывали цветки гибискуса размером с блюдце и клали их в мисочку с водой на обеденном столе. Ночью мы спали с открытыми окнами, и до нас доносились запахи сада.
В один из этих славных дней в конце марта Дженни пригласила в гости своего коллегу с бассетом Бадди, чтобы собаки могли пообщаться и поиграть. Этого Бадди взяли из приюта, и у него была самая печальная морда, которую я когда-либо видел. Мы выпустили их вдвоем во двор. Сначала старик Бадди не знал, что делать с гиперэнергичным желтым щенком, который прыгал, носился рядом и наматывал круги вокруг него, но затем он включился в игру. Собаки весело возились и играли больше часа, а потом в изнеможении плюхнулись в тень под манговым деревом.
