Джон Грогэн - Марли и мы
Каждые полчаса, а то и чаще, мне приходилось выводить его на задний дворик, чтобы щенок справил малую нужду. Если он делал свои дела на природе, я прижимался к нему щекой и хвалил, но если подобное случалось в доме, нещадно ругал. А когда он ходил в садик по-большому, я восхищался так, будто Марли вытянул выигрышный билет в лотерею.
Вернувшись из Disneyworld, Дженни так же энергично, как я, принялась ухаживать за Марли. Это было замечательное зрелище. Дни шли за днями, и я все чаще замечал в своей молодой жене новые проявления нежности, заботы, спокойной строгости. Она обнимала щенка, гладила, играла с ним, беспокоилась за него.
Она расчесывала шерстку по волоску, выискивая клещей и блох. Ночь за ночью она вставала каждые два часа, чтобы вывести его во двор. Именно благодаря этому всего за несколько недель щенок окончательно приучился делать свои дела на улице, а не в доме.
Как правило, она же его и кормила.
Следуя инструкциям на пакете, мы давали Марли три большие миски корма в день. Он по-волчьи жадно, за считанные секунды, проглатывал все до последнего кусочка. Естественно, потом все это выходило наружу, и вскоре наш задний двор напоминал минное поле. Мы отваживались выйти туда, только внимательно смотря себе под ноги.
Аппетит у Марли был отменный, но объем выделений значительно превышал объем съеденного, причем внешне кучки ничем не отличались от того корма, который исчезал в его пасти. Он хоть переваривал эту дрянь?
Очевидно, да. Марли рос стремительно. Подобно причудливым лианам, которые способны разрастись по потолку комнаты за несколько часов, он вытягивался во всех направлениях. С каждым днем он становился чуть длиннее, чуть шире, чуть выше и чуть тяжелее. Когда я привез его домой, он весил меньше 10 кг, а через пару недель весы показывали почти 23! Его симпатичная щенячья головка, которую я с легкостью охватывал одной ладонью, когда вез в машине, превратилась в нечто, напоминавшее формой кузнечную наковальню. Лапы стали огромными, на боках уже вырисовывался рельеф мышц, а грудь по ширине не уступала ковшу экскаватора. Как и обещали авторы книг, крохотный хвостик тоже рос, становясь толстым и мощным, как у выдры.
Что это был за хвост! Каждый предмет в нашем доме, располагавшийся на уровне колен и ниже, немедленно сметался неистово крутящимся из стороны в сторону орудием Марли. Он опустошал журнальные столики, разбрасывая периодику, сбивал рамки с фотографиями с полок, запускал в воздух пивные бутылки и винные бокалы. Он даже умудрился разбить дверное стекло. Постепенно все предметы, которые он не успел испортить, мигрировали вверх на безопасную высоту, подальше от качающейся колотушки. Наши друзья, у которых были дети, приходя к нам, восхищались: «Ваш дом прямо создан для маленьких детей!»
На самом деле Марли вилял не хвостом. Он, скорее, вилял всем телом, начиная с передней части и работая по направлению к задней. Он был собачьей версией детской игрушки – пружинки слинки: мы могли поклясться, что в нем нет костей, только одна большая эластичная мышца. Дженни стала называть его мистером Вихляем.
Энергичнее всего он извивался, когда держал что-то в зубах. В любой ситуации реакция была одна: схватить лежащую поблизости туфлю, подушку, карандаш – словом, все что угодно, – и пуститься наутек. Как будто его внутренний голос шептал: «Вперед! Подбери это! Обслюнявь! Беги!»
Некоторые из вещей, которые он хватал, отличались настолько малым размером, что полностью помещались в его пасти. Это доставляло ему особенное удовольствие: он думал, что сможет скрыть свое преступление. Но Марли не умел мухлевать, как покерный шулер. Когда он что-то припрятывал, то не мог скрыть своего ликования. Конечно, он всегда был шумным, но тут у него начинались просто маниакальные приступы гиперактивности, словно некий шутник-невидимка только что раззадорил его. Его тело начинало дрожать, голова качалась из стороны в сторону, а вся задняя часть туловища выделывала спазматические коленца. Мы называли это «мамба Марли».
– Ладно, что у тебя на этот раз? – спрашивал я. Как только я приближался, он пытался убежать от меня, выписывая круги по комнате. Переполненный радостью, которую не мог скрыть, Марли вилял задом и по-кобыльи мотал головой. Если я окончательно загонял пса в угол и с трудом раздвигал его челюсти, то никогда не уходил с пустыми руками. В пасти всегда обнаруживалось что-то, извлеченное из мусорного ведра, или подобранное с пола, или украденное прямо с обеденного стола, что уже позволял его рост. Бумажные полотенца и салфетки Kleenex, записи кулинарных рецептов, винные пробки, скрепки, шахматные фигуры, крышки от бутылок – в общем, целый склад утильсырья. Однажды, когда я в очередной раз разомкнул челюсти Марли, я обнаружил, что к его нёбу прилип мой чек на получение зарплаты.
Спустя несколько недель мы уже забыли, какой была жизнь до встречи с нашим новым жильцом. Наше совместное существование превратилось в рутину. Каждое утро я начинал с того, что прогуливался с Марли на свежем воздухе до побережья и обратно, и только потом выпивал первую чашку кофе. После завтрака и до душа я обходил задний садик с совком в руках, закапывая наземные мины в песок на краю участка. Дженни обычно отправлялась на работу к девяти, а я – на час позже. Перед уходом я запирал Марли в бетонном «бункере», оставляя ему миску воды, кучу игрушек и прося его «быть хорошим мальчиком». В половине первого Дженни возвращалась, чтобы пообедать, покормить Марли, а потом поиграть с ним в мячик на заднем дворе, пока он не выдохнется. Первое время она прибегала домой с работы еще раз, часа в три, чтобы вывести Марли на улицу. После ужина мы все вместе шли в парк и гуляли по побережью канала, глядя на лениво покачивающиеся в лучах заходящего солнца яхты из Палм-Бич.
Гуляли, наверное, неуместное здесь слово. Марли носился, как разогнавшийся локомотив. Он бросался вперед со всей силы, натягивая поводок до предела и чуть не задыхаясь. Мы дергали его назад, он нас вперед. Мы подтаскивали его к себе, а он сопротивлялся, заходясь при этом в кашле, как заядлый курильщик в рубашке с тесным воротником. Он отклонялся то вправо, то влево, бросаясь на каждый почтовый ящик и куст, принюхиваясь, пыхтя и помечая территорию без остановки, в результате чего большая часть выделений оставалась на нем, а не на предполагаемом объекте. Он кружил сзади, опутывая наши щиколотки поводком перед очередным креном вперед, и ему почти удавалось сбить нас с ног. Когда к нам приближались другие люди с собаками, Марли с радостью бежал к ним и вставал на задние лапы, если не хватало поводка: он умирал от желания подружиться. «Несомненно, он очень любит жизнь», – прокомментировал как-то один собаковод, и, пожалуй, эта фраза лучше всего отражает истину.
