Рози — моя родня - Джеральд Даррелл

— Довольно, — кисло молвил судья. — Я уяснил себе, чего вы хотите.

Откинувшись назад на кресле, он смерил Адриана холодным взглядом.

— Обычно мы в таких делах не отвергаем рекомендации полиции. Однако в данном случае мы явно имеем дело с целым рядом необычных обстоятельств, посему я готов назначить залог в сумме пятидесяти фунтов под подписку о невыезде.

— Глубоко благодарен вам, сэр, — сказал сэр Магнус и низко поклонился судье.

После чего, осторожно открыв табакерку, ссыпал в нее обратно весь табак со стола под звуки британского гимна.

Совершенно сбитый с толку, Адриан заключил, что каким-то чудом может считать себя свободным, отделавшись всего лишь штрафом в упомянутые полсотни фунтов. Секретарь суда устремил на Адриана властный взгляд.

— Встаньте, Руквисл, — приказал он.

Адриан неуверенно подчинился.

— Адриан Руквисл, вам надлежит внести залог в размере пятидесяти фунтов, вы освобождаетесь под подписку о невыезде, с обязательством явиться в данный суд в следующий вторник. Вам понятно? — спросил судья.

— Да, сэр, — ответил Адриан.

Он покидал суд в состоянии душевного подъема. Свобода! Он свободен, Рози свободна, и, если повезет, он вскоре вновь увидит Сэмэнту. После всех пережитых им ужасов наступил момент торжества, коим он был готов вполне насладиться. И когда они ступили на тротуар, Адриан схватил руку сэра Магнуса Рэмпинга Фьюмитори и принялся энергично трясти ее.

— Дорогой сэр Магнус! — воскликнул он. — Как мне вас отблагодарить? Подумать только, именно вы, с вашим блестящим умом, пришли мне на выручку, спасли меня и Рози от уготованной нам трагической судьбы. У меня нет слов, чтобы выразить всю мою благодарность.

Сэр Магнус с видом страдальца, одолеваемого приставаниями восторженного щенка, высвободил свою руку и попятился.

— О чем вы говорите? — справился он, сердито глядя из-под густых бровей.

— Как о чем — о приговоре, — ответил Адриан.

— О каком приговоре?

— Но… меня ведь выпустили. Только оштрафовали на пятьдесят фунтов.

Сэр Магнус зажмурился, словно от боли, прошелся взад-вперед по тротуару, затем остановился перед Адрианом и вперил в него взгляд, постукивая табакеркой по его груди.

— Попытайтесь, — едко произнес он, — не равняться в кретинизме с силами правопорядка. Я всего лишь добился вашего освобождения под залог. Через неделю вам надлежит явиться в суд, где будут заседать присяжные, и уже от них будет зависеть ваша дальнейшая судьба.

— О, — уныло молвил Адриан, — я и не знал…

Счастливое расположение духа вдруг испарилось, его вновь посетили кошмарные видения — как Рози казнят на рассвете и Сэмэнта выходит замуж за недостойного человека.

— Ну и что я теперь должен делать? — печально осведомился он.

— Действовать! — Сэр Магнус покраснел и задергался, точно рассерженный индюк. — Забрать Рози и проследовать в мое маленькое гнездышко, расположенное недалеко отсюда, где мы, если вы еще не совсем пали духом, займемся подготовкой защиты.

— Дело в том, — растерянно сказал Адриан, — что я не очень разбираюсь в том, как действует закон.

— Ничего удивительного, — твердо произнес сэр Магнус. — Где уж вам разбираться, если даже мы, кому назначено применять закон, мало в этом смыслим.

— Все равно что садиться на поезд, — заметил Адриан, — не зная, как управлять паровозом.

Сэр Магнус шумно вдохнул щепотку нюхательного табака.

— Ну, я не стал бы особенно волноваться. Когда едешь поездом, самое главное — не пропустить нужную станцию.

Глава восемнадцатая

ЗАКОН

«Маленькое гнездышко» сэра Магнуса оказалось недавно построенной на скалах сразу за городом усадьбой в стиле тюдор. Рози поместили в просторном сарае на конном дворе, и Адриан поселился в доме сэра Магнуса, который был, мягко говоря, достаточно взыскательным хозяином.

Начать с того, что он питал неизбывную страсть к вишневой наливке, которую потреблял (настаивая на участии Адриана) в огромных количествах, причем разыгрывал, точно в шахматы, необычные варианты, добавляя в наливку разные субстанции и проверяя на себе результат. На третий день желудок Адриана начал восставать против бесчисленных экспериментов сэра Магнуса, и Адриан твердо решил, что смесь вишневой наливки с молоком и портером, налитая в высокую пивную кружку, ему определенно противопоказана.

Кроме того, сэр Магнус обладал способностью обходиться вовсе без сна. Первые три дня он требовал, чтобы Адриан снова и снова рассказывал ему историю своих приключений, сам при этом либо меряя шагами рабочий кабинет, либо исполняя у кухонного стола вариации на тему черри-бренди. В третьем часу ночи Адриан, с трудом волоча ноги, скорее мертвый, чем живой, направлялся в отведенную ему спальню. И только сомкнет глаза, как у его кровати возникает одетый в причудливо расшитую ночную рубашку сэр Магнус, требуя, чтобы он повторил какую-то часть своего рассказа.

Утром четвертого дня, когда Адриан с гудящей от вишневой наливки головой и слипшимися от недосыпа веками спустился вниз к завтраку, он застал сэра Магнуса уже сидящим за столом и уплетающим огромный омлет с такой энергией, как будто он только что вернулся домой после отрадного долгого отдыха.

— А теперь, — начал сэр Магнус, как будто ночной разговор и не прерывался, — нам нужно сделать следующее. Вызвать всех, повторяю — всех, с кем вы сталкивались на вашем разрушительном пути, в качестве свидетелей.

— Не вижу, что это нам даст, — уныло отозвался Адриан.

— Подумайте о присяжных, дружище, — сказал сэр Магнус, отправляя в рот кусок омлета, сдобренный горстью черного перца.

Адриан, вертя в руках яйцо всмятку и борясь с тошнотой, был совершенно не в состоянии думать о присяжных.

— А что с ними? — спросил он.

Сэр Магнус откинулся на стуле, вытер рот полотняной салфеткой, достал табакерку, отправил по понюшке в каждую ноздрю, оглушительно чихнул и высморкался.

— Вся прелесть английского правосудия, — заговорил он звонким, мелодичным голосом, — заключается в том, что оно основано на двух абсолютно нелогичных принципах. Во-первых, все воображают, будто их судят присяжные, но это, разумеется, полнейший вздор. На самом деле все решает судья, инструктирующий присяжных. Возьмем теперь этих присяжных. Исходя из странного понятия, будто двенадцать человек лучше, чем два человека, или шесть, или четыре, никто не принимает в расчет, что двенадцать недоумков