Уильям Хиллен - Черная река. Тоа-Тхаль-Кас
После речки Змеистой, которая собирает влагу с двухсот пятидесяти квадратных километров лугов и болот на южной стороне, мы со Слимом перебрались по мосту через Назко и, проехав еще пять километров и миновав поселок индейцев назко, подкатили к фактории Пола Крестенюка, где остановились повидаться с Полом и послушать последние известия, полученные по «мокасинному телеграфу».
Пол родился в 1888 году в Хотине, недалеко от Одессы. «На другой стороне Дуная», — как выразился старый Джо. Из России он выбрался гол как сокол в 1912 году, прибыл в Кенель в 1913-м и в 1920 году окончательно осел в Назко. С парой долларов в кармане и небольшим кредитом он начал скупать пушнину, а когда цены на мех поднялись, раскинул свою сеть пошире, прихватив Клускус и Улькатчо. Надо сказать, что Пол сыграл значительную роль в заселении здешних мест, когда жизнь тут была еще далеко не легкой.
Он сам проложил много важных дорог и помогал сохранять проезжими другие. Его строительные подвиги вошли в легенду. Я видел его лагерь у дороги в Назко. Неделями живя в самых первобытных условиях, с бригадой, состоявшей целиком из индейцев, он взрывал скалы, засыпал выбоины, наводил гати через болота. При этом воздух гудел от комаров, Если Пол проложил дорогу по краю сланцевой осыпи, навел мост через реку или укрепил бревнами склон, его работу сможет разрушить только большое стихийное бедствие.
С другой стороны, его лавка — кошмар покупателя. Что такое честная прибыль, он понимает просто, на этот счет его не собьешь. Он называет это «один процент»: купил за доллар, продал за два. О том, что у магазинов бывают часы торговли, Пол вообще не имеет понятия. Как-то безуспешно я пытался заснуть в задней части лавки, пока он полночи торговался с индейцем-звероловом. Пол терпит, чтобы его «кормили завтраками», как обычно у нас называют кредит, и готов ждать долго, пока охотник рассчитается с ним шкурками. Иногда сложные сделки, касающиеся мехов, лошадей, скота и сена, тянутся годами. Его бухгалтерия сведет с ума любого налогового инспектора, а пересчитывая деньги, он редко приходит дважды к одному результату. Однажды он кинул мне в машину мешок долларов и удалился в неизвестном направлении, предоставив самому сосчитать деньги и положить на его банковский счет. Когда потом кто-то его спросил, как же так можно, Пол ответил лаконично: «Парень честный».
Бассейн Черной — край, в общем богатый пушниной. Больше всего здесь ловят бобров и другого водяного зверя — выдру, ондатру, норку. Район Клускуса славится первосортным темным бобровым мехом, и Пол часто получает специальные заказы из Нью-Йорка, Парижа и Лондона.
В охотничьем хозяйстве первый важный шаг вперед был сделан в 1926 году, когда правительство ввело обязательную регистрацию звероловами участков, где они ставят капканы, — так называемых «звероловных троп». Эта мера, правда, решила только часть проблем и одновременно создала новые. До введения регистрации охотники ставили капканы более или менее где хотели либо делили участки по джентльменскому соглашению. Воздействовать на них сверху в каком бы то ни было смысле было почти невозможно, так как, если не считать частных владений, юридически никаких границ не существовало. Поскольку никто из охотников не обладал исключительными правами на тот или иной участок, ничто и не заставляло их думать о том, как бы обеспечить стабильный годовой выход пушнины с участка. Когда участки были официально расписаны и их границы закреплены законом, тот, кто хотел ставить капканы в государственных угодьях, должен был получить разрешение от зарегистрированного охотника, с одной стороны, и от охотничьей инспекции — с другой. Охотники начали заботиться об охране природы и сурово расправлялись с браконьерами. Теперь они могли приводить в порядок охотничьи участки и избушки, зная, что время и деньги потрачены не зря, так как каждый стал хозяином на своем участке. Участки обычно давались в виде кварталов, отделенных друг от друга полосами отчуждения. Время от времени между двумя белыми охотниками разражалась война, и тогда работников отдела охраны природы командировали в лес с миротворческой миссией. Споры чаще всего возникали, когда границей участка служила не возвышенность, а река. Был случай, когда некто доказал, что он лучший охотник на бобров, чем его сосед, — тем, что выловил их всех до единого. Но в общем белые охотники жили припеваючи, и с каждым годом жить им становилось все проще. Ежегодная перерегистрация, десятидолларовая лицензия на год и годовой отчет о числе и видах отловленных пушных зверей сохраняли участок в единоличном пользовании зарегистрированного владельца, у которого теперь появился стимул следить за постоянным возобновлением лесного поголовья. Часть охотников стали егерями и проводниками, кое-кто завел параллельно небольшую скотоферму, некоторые пробавлялись старательством, намывали золото. Человек не мог жить лесом и наслаждаться полной свободой.
С другой стороны, от сотрудников охотничьей инспекции требовалось ангельское терпение, каковым они далеко не всегда обладали. Являясь промежуточным звеном между федеральной и местной властью, они неизбежно делали ошибки. Огромные куски земли записывались на имя одного индейского клана. Наиболее влиятельные в клане забирали себе самые выгодные участки, а прочим оставляли что похуже. Некоторые индейцы продавали свои участки. Многие продолжали потихоньку охотиться на своих родовых тропах, особенно когда за шкурку бобра [18] начали платить по восемьдесят, а за маленького «черного соболя» (пекана) по сто долларов. Нередко бывало, что, когда индеец, не очень-то разбирающийся в законах белых, наконец выбирался зарегистрировать свою родовую охотничью тропу, оказывалось, что его участок уже стал собственностью кого-то другого.
В эту обширную округу белые, в особенности уполномоченные по делам индейцев, заглядывали редко, и обделенным не к кому было идти.
Например, Старый Джеррибой, индеец из Клускуса, который жил у Нижних Ючиникских озер, утверждал, что в свое время клан из Дейла записал на себя тропу, издавна принадлежавшую клускусцам, а затем уступил ее семейству Лавуа — потомкам того Жана Батиста Уэккэна Букчера, который был гонцом и толмачом у Саймона Фрэйзера во время его экспедиции к морю в 1808 году. Бастер Лавуа, унаследовавший участок от своего отца и дяди, разрешал Джеррибою ставить капканы на южном конце тропы, и они часто охотились на этой тропе оба, потому что участок был велик для одного Бастера. И все-таки это несправедливо. Старый Джеррибой не оставил наследников, но кто-то другой из клускусских индейцев должен был бы теперь получить этот участок по наследственному праву.
