История одного филина - Иштван Фекете
О чем они с секретарем управы разговаривали по дороге домой, агроном не мог бы припомнить. Он смотрел на дружные всходы, на отары тучных овец, пасущихся близ дороги, на стаи сизоворонок, обсевших телефонные провода, смотрел на дальние леса и деревушки, укрытые среди холмов, и чувствовал при этом резкий запах карболки, спертый воздух пристанционных залов ожидания, клозетную вонь, всепроникающий запах гари — и от омерзения к горлу подкатывала тошнота.
«Неужели я заделался трусом?» — спросил он себя, но понял, что это не трусость, а совсем иное чувство. Может быть, брезгливость и отвращение? Он вспомнил, как в прошлую войну его буквально выворачивало наизнанку перед каждым боем. И дело не в том, что он не был героем, — сильнее страха в нем было чувство стыда перед подчиненными ему солдатами, которые могли бы заметить, что он боится. Но это неприятное состояние в прошлую войну всегда исчезало, когда сражение уже начиналось. У конторы агроном сошел с повозки и протянул руку секретарю.
— Спасибо тебе, Карой, за помощь. Ферко свезет тебя домой. А у меня еще дела в конторе…
Повозка затарахтела дальше.
Старый устойчивый запах конторских бумаг сейчас показался вошедшему резче обычного, и вереница навязчивых мыслей тоже представилась агроному более глубокой и яркой. Он долго сидел, погруженный в думы, затем провел рукой по лицу.
«А имеет ли смысл задумываться над такими вещами?»
Громко зазвонил телефон: агронома ждала жена.
— Когда же ты придешь домой? Обед перепрел-пережарился… Ферко давно уже распряг лошадей…
— Сейчас иду, дорогая.
После обеда он прилег, но так и не смог уснуть. Просто лежал с открытыми глазами, словно ждал чего-то… Жена входила в комнату, выходила, но не заговаривала и ни о чем не расспрашивала. Детей она тоже спровадила подальше от отца.
«Сколько душевной силы в ней, да и вообще в женщинах!» — подумал агроном, и от этой мысли потеплело на сердце.
— Съезжу еще раз на верхнюю усадьбу, — решил он. — Ферко пусть подает к конторе.
— Что же теперь будет? — вздохнула жена.
— А что может быть… Огонь там уже все что можно пожег, а на деревню не перебросится, потому что ветер стих, но я хочу все же посмотреть, как там и что… — Он обнял жену и тотчас отвернулся, чтобы скрыть лицо. — Я ненадолго!
День клонился к вечеру, когда повозка опять подкатила к конторе.
— На верхнюю усадьбу, Ферко!
И повозка под размеренный перестук крепко сбитых, ладных колес вновь пронеслась по селу. Но в этот день агроному все казалось чужим: каждый дом, забор, столб, каждый встреченный им человек. Шлагбаум у железнодорожного переезда был опущен. Пришлось выжидать, пока мимо не прогрохочет поезд, забитый горланящими песни солдатами.
Шлагбаум подняли, и повозка двинулась по дороге, неуклонно забирающей вверх. У верхней усадьбы агроном попросил:
— Не гони, Ферко.
Конюх перевел лошадей на шаг.
— Ну, слышал новость?
— Слышал, господин агроном, — конюх полуобернулся с козел.
— И что скажешь?
Ферко повел плечами.
— Лучше бы нам не ввязываться, господин агроном.
— Видимо, нельзя было иначе.
— Не знаю…
— Уж очень невыгодно расположена наша страна.
— Истинная правда, господин агроном. Уж и я не один раз думал: проскочи наш прадед Арпад чуть стороной, и мы бы сейчас мастерили часы в Швейцарии…
— Наши предки были конниками, верховым народом. А лошадям требовались пастбища.
— Ну, с тех пор нас, похоже, выбили из седла, господин агроном…
Агроном горько улыбнулся.
— Это я и сам знаю, Ферко.
— Обойдется все, господин агроном!
— Ну, тогда поехали, Ферко!
Ферко чуть подобрал поводья, и лошади пошли бойчее, повозка двинулась в путь, который был лишь началом другого, бесконечно длинного и тяжелого пути, который венграм предстояло пройти до конца.
На верхней усадьбе кое-где еще взметывались клубы, но это был не дым, а пар от обильно политых водой головешек.
Усадьба как будто успокоилась.
Женщины деловито сновали взад-вперед, будто и не было недавней паники. Дымок печных труб напоминал о скором ужине, и мирный, такой естественный запах его спорил с горьковатым, пугающим, мертвым смрадом пожарища.
Агроном слез с повозки и выжидал, когда к нему подойдет старшой по усадьбе; пожар уже не так волновал агронома: малая искра, которая не стоит внимания, горьковатый дымок, ничто в сравнении с бедой, обрушившейся на всю страну.
— Пожарников от сельской управы я распустил по домам, — доложил управляющий.
— Правильно. А что с овцами и ягнятами?
Старый Варга удивленно взглянул на агронома.
— Перегнали в нижнюю усадьбу, как вы распорядились, господин агроном…
— Ах, да… конечно…
— Воды в колодцах хватает, людей на ночное дежурство я уже расставил…
— Хорошо, дядя Варга. Потом прикиньте, сколько понадобится материала, чтобы отстроить все заново, и пошлите перечень Райци, да скажите, чтобы лес выбрал, по возможности из черного ельника.
— Будет исполнено…
Старый Варга и агроном обменялись молчаливыми взглядами.
Все эти распоряжения были естественны и необходимы, но сейчас как-то… совсем не важны. Разве кому придет на ум подметать пол в сенях, если в доме мать лежит при смерти… и кому вздумается латать крышу, когда стены того гляди рухнут!
В сумерках, пропитанных горьким запахом гари, оба чувствовали себя беспомощными и беззащитными перед бедой неизмеримо большей, чем этот сегодняшний пожар.
— Что же теперь будет, господин агроном?!
Старый работник, потерявший обоих братьев в минувшую войну, он задал вопрос, будучи не в силах подавить мучившую его тревогу.
Агроном сокрушенно покачал головой.
— Хорошего ждать не приходится, дядя Варга…
Собеседники незаметно для себя повернули к дому управляющего, где стояла повозка, и кони нервно всхрапывали, отворачивая ноздри от тяжелого противного запаха гари.
Агроном собирался уже сесть в повозку, когда его окликнули из дома:
— Господин агроном, вас просят к телефону.
— Кто?
— Как будто господин секретарь сельской управы.
«Видно, Кароя больше, чем меня, расстроил этот пожар и ущерб…» — подумал агроном.
— Благодарю, Карой, что беспокоишься, — с этого и начал он разговор, — благодарю за помощь. Скотину пока есть, где поставить, а там построим новые сараи, к тому же страховку выплатят!
— Я подожду тебя в конторе!
Агроном невольно взглянул на черный зев телефонной трубки.
— Что-нибудь важное?
— Да.
— Сейчас выезжаю, Карой…
Застоявшиеся кони, пофыркивая, вывернули на дорогу, и повозка, тарахтя и постукивая, полетела в сгустившихся дотемна сумерках.
— Ты поезжай домой, Ферко, — махнул он конюху, — и передай моей жене, что у меня кое-какие дела с господином секретарем. Ужинать приду в обычное время…
Лошади подхватили, и повозка умчалась.
«Что это за важное дело у Кароя? А вдруг у него добрые вести? В сельской управе прекрасный приемник, ловит английские,
