История одного филина - Иштван Фекете
Правда, агроном не проявлял никакого энтузиазма, и его друг секретарь управы и Ферко тоже не приходили в восторг от такого оборота событий.
Каждый без лишних слов делал свое дело; в этом году посевы поднимались дружные, скотина дала хороший приплод, однако село притихло, и это была не только усталая тишина нелегкой весенней страды, но и то затишье, что бывает перед грозой. Повестки парням приходили все чаще, значит, все больше работы наваливалось на тех, кто остался на месте. Ходили слухи, будто скоро введут карточную систему, будто и карточки на хлеб, сахар, смалец и мясо уже лежат в сельской управе, только секретарь не решается объявить о них населению.
Это, конечно, была неправда; в то, что карточки у секретаря, сами те, кто говорил, не верили всерьез, но возможность такого рода мер была вполне реальной, и крестьяне, сознавая это, старались запастись всем необходимым на год вперед. У кого хватало средств, тот вместо одной свиньи откармливал двух, и хозяйки не бегали этим летом на рынок, чтобы продать нагулявших вес гусей, приберегали их. Ведь гусь — это мясо и жир, а деньги — всего лишь деньги, то есть просто бумажки.
Секретарь управы свободными вечерами часто заходил к агроному, но говорили приятели мало, поскольку оба придерживались одинакового мнения о войне и политике. Прослушав последние известия, мужчины обменивались скупыми репликами:
— Стало быть, не миновать…
— К тому идет…
— С ума, что ли, они все посходили!
— Похоже на то.
— Расхлебывать-то нам…
— А то кому же еще?
За глубокой подавленностью, страхом перед будущим в глубине души у многих людей таилась надежда, что теперешние правители в последний момент опомнятся, и стране, несмотря ни на что, удастся избежать катастрофы… пока, наконец, в один прекрасный апрельский день…
Свершилось!
Свершилась трагедия, которой одни ждали в безрассудной надежде на возможность легкой наживы, но большинство боялось, как самого страшного зла.
Агроном сидел в конторе и думал, что не мешало бы наведаться в верхнюю усадьбу — посмотреть озимые.
Он протянул уже руку, чтобы снять с вешалки шляпу, как вдруг коротко звякнул телефон.
— Слушаю…
— Слыхал новости? — Голос секретаря звучал глухо, как из-под земли.
— Какие новости?
— Значит, не слыхал… Только что сообщили по радио. Война!..
Агроном машинально сжимал в руке трубку, на душе у него стало так, как перед атакой у Добердо, когда, казалось, плоть человеческая под грязной шинелью давно распалась бы прахом, не удерживай ее живая мысль. И еще казалось, будто не сам он, а кто-то чужой говорит его голосом.
— Ничего не знал, спасибо, что позвонил… попозже зайду к тебе…
Агроном положил трубку и долго стоял, уставившись на аппарат. Потом вернулся к письменному столу и сел.
«Господи, что же это будет с нами!»
Время близилось к полудню, когда до его сознания дошло, что Ферко уже давно стоит у конторы, дожидаясь его.
«Что ж, надо ехать! — агроном поднялся. — До обеда обернемся. Надо проверить, как там посевы».
Повозка прогрохотала по селу; ощущение, будто вместо него действует другой человек, не проходило, и ему, этому другому человеку, кажутся неузнаваемо изменившимися и чужими знакомые дома и люди.
У поворота к акациевой роще ветер усилился, он точно подталкивал вперед повозку и гнал впереди лошадей облако пыли.
Тут повозка вдруг остановилась так резко, что агронома едва не выбросило с сидения.
— Ты что, рехнулся?
— Да вы только гляньте! — И Ферко кнутом ткнул в сторону холма, где начиналась верхняя усадьба. Ветер взметал к небу густые клубы дыма, и среди деревьев тут и там вспыхивали красные языки пламени.
— Боже правый! Гони во всю мочь, Ферко!..
У средней усадьбы на дороге стоял какой-то человек и лихорадочно махал им руками.
— Верхняя усадьба горит!
Ферко придержал лошадей, а агроном стряхнул охватившую его прежде апатию и снова стал прежним рассудительным человеком. Пришла беда, надо было действовать!
— Позвоните в нижнюю усадьбу: все люди, упряжки пусть выезжают немедленно, пусть соберут все бочки и пожарные насосы! Всем до единого быть в верхней усадьбе! Потом позвоните в контору, чтобы известили о пожаре секретаря сельской управы. Да поживее!
Человек кинулся выполнять поручение, а повозка помчалась дальше.
— Загон горит, если хорошо вижу, — сказал агроном.
— Беда, что поднялся этот шалый ветер, — Ферко полуобернулся боком, чтобы агроном мог расслышать его сквозь грохот повозки, — ведь позади-то загона — стога сена, соломы…
К трем часам пополудни народ убедился, что огонь не сбить. К тому времени на месте происшествия орудовала вся деревенская пожарная охрана во главе с секретарем сельской управы. Но ветер стал ураганным, он снова и снова раздувал уже залитые головешки, а горячую золу подхватывал высоко в воздух и разбрасывал зарядами.
Сначала загорелся один стог, за ним другой, третий. К горящим стогам невозможно было даже приблизиться, не то что тушить их.
По счастью, людскому жилью огонь не грозил, поскольку дома стояли с наветренной стороны, но агроном велел и дома на всякий случай полить водой.
Кошара, крытый загон для волов и амбары с кормами сгорели дотла.
Пожар — от случайной искры, вылетевшей из трубы, — занялся от крыши загона, и через несколько минут огонь полыхал уже вовсю. Волов в это время в стойлах не было, но несколько штук охромевших овец и десятка полтора ягнят, оставленных на день в хлеву, спасти не удалось: рядом со службами было несколько человек, но пока те спохватились да сообразили, что делать, было уже поздно.
— Когда загорелось, пастух пытался было спасти овец, — рассказывал старый Варга, — да сам насилу выбрался оттуда… одна рука у него в ожогах…
— Ну, как думаешь, — спросил агроном секретаря управы, когда они остались одни, — может, кому и выгоден был этот пожар?
Секретарь, правда, не слишком убежденно возразил, что, во-первых, старший пастух давно работает в хозяйстве, а кроме того, ведь у людей и совесть есть…
— Как знать, — проворчал агроном. — Надеюсь, те беды, что придут вместе с войной, кое-чему научат людей… Но думаю, что это будет очень жестокий урок…
— Может… все может быть… — пожал плечами секретарь. Агроном отдал последние распоряжения: кому из работников оставаться в усадьбе, чтобы тушить пожар и следить, как бы огонь не перебросился на дома.
— Дядя Варга, чабана я видел тут неподалеку от дороги. Велите ему зарезать двух овец, чтобы накормить людей. Лишние могут расходиться по домам, а женщины пусть дадут людям хлеба, но приглядите, чтобы потом им вернули долг.
— Слушаюсь.
— Повозки и лошади пусть остаются, пока не отпадет в них надобность. И если что потребуется, ищите меня
