Станислав Олефир - Иду по тайге

Многие считают, что рога лосю нужны для того, чтобы сражаться с росомахами, волками да медведями. У меня в охотничьей избушке висит красивая картинка. Разъяренный лось поддел на рога матерого волка. Другой волк, уже убитый, лежит на снегу. Третий, испуганно озираясь, удирает во все лопатки.

Заглянувший ко мне в гости старый эвен увидел картинку и давай возмущаться:

— Зачем неправду рисовать? Волк на сохатого никогда спереди не нападает. Он к нему сзади подбирается. Улучит момент, прыгнет и огромный кусок мяса из паха выхватит. Походит, походит лось, кровь из него вытечет, он и ляжет. А те волки, что перед мордой крутятся, близко не подступают. Они только отвлекают его маленько. У лося знаешь какая сила в ноге! Он что медведя, что волка насквозь пробить может. А рога лосям только осенью во время гона и нужны.

Волки — самые умные звери в тайге. Они даже «разговаривают». Увидят лося, соберутся в круг и стоят носом к носу, как будто совещаются. Потом все вдруг разбежались. Кто туда, кто сюда, а остальные в засаду. Подкрадутся к лосю и долго смотрят. Это они решают-стоит ли связываться? Если лось слабый — нападают. А если бык жирный, сильный — не тронут. Зачем рисковать без толку? Когда охота не получилась, волки сбегаются и давай друг на друга наскакивать. Прыгают, толкаются. Это они нервное напряжение так сбрасывают.

А то в декабре к оленьему стаду медведь пришел. Но оленей не тронул, только попугал и за перевал подался. Самая зима, ему бы в берлоге лапу сосать. И ягод осенью было много, жиру он набрал. Почему же шатался? Пошли мы против следа и на сопке берлогу нашли. Оказывается, волки беду сотворили. Медведица с пестуном рядышком залегли, они их и подняли. Два волка медведицу кружили, а на пестуна вся стая набросилась…

Вот видишь, они еще раньше знали, что с медведицей не сладят. Два волка ее отвлекли, а остальные пестуна в сторону отбили и разорвали…

Этот художник, наверное, сохатого в тайге и не видел. Походил только по зверинцу…

Невенкай — речка маленькая, и все на ней маленькое. В омутах хариусы маленькие, на берегах тальники низкие, в тальниках зайцы ну прямо гномики в белых шубках.

Всю ночь зайцы паслись в долине, а под утро убегали на Баранью сопку. Там у них уютные спальни-дневки.

Осенью ушастиков собиралось больше двух десятков, а до весны доживало совсем немного. Беда в том, что у тропы, по которой зайцы любили спускаться к реке, лиса устраивала засидки. Обычно лиса больше надеется на свои ноги. Эту же, наверное, старость или недуг заставили охотиться из засады.

Вдоль канавы да за кустиками подбиралась она к камням и затаивалась. Ждет час, ждет другой. Глядишь, отправляется заяц на жировку. Ушки на макушке, большие глаза вовсю глядят, нос воздух нюхает. Не крадется ли росомаха, не принесет ли ветром лисьего или соболиного запаха? Не летает ли над сопкой голодная сова? Прыжков пять сделает, станет столбиком и слушает.

Кажется, можно дальше бежать. И только он приблизится к камням, как навстречу лиса — словно рыжий вихрь налетит на бедного ушастика и унесет в кусты…

День-второй не появляются зайцы у камней — бедой грозят они. Но слишком уж коротка у зайцев память. Глядишь, снова их туда потянуло, как будто другой дороги нет…

Шел я однажды к дальнему зимовью и на то место, где лиса пировала, наткнулся. Осталось от зайца ухо с черным кончиком и несколько комков шерсти.

Шагах в двадцати снова следы лисьего разбоя. Здесь даже уха не осталось.

Нет, этому нужно положить конец, решил я. И насторожил под кустом кедрового стланика капкан. Через неделю возвращаюсь. Где же тропа? Снег кругом. Всех зайцев патрикеевна выловила, что ли? Но нет, есть тропа. Только ведет она совсем в сторону, и как раз к тому кусту, у которого я насторожил капкан. Обогнул камни и охнул.

Вокруг куста снег выбит, сам куст помят, а под ним огромная лисица лежит. Уже и припорошить ее успело. А заячья тропа, не добежав до куста, разделяется на несколько тропинок. Они огибают лежащего зверя и снова сбегаются. Таких — ручейков-тропинок я насчитал шесть. И чем ближе к лисе, тем они свежее.

И представилось мне. Ночь. Мороз такой, что слышно, как на речке пощелкивает лед. Над Бараньей сопкой висит луна. Тени от камней черные, сочные. У стланика извечный заячий враг лежит, и ушастые малыши ведут вокруг него торжественный хоровод.

На лапках гуляющей вдоль полыньи оляпки намерзли ледышки-шарики. Бегает она по припаю и выстукивает ими, как кастаньетами: «чок-чок-чок». Но оляпке что? Полынья теплая, глубокая. На самое дно нырнет — льдинки и растают. А есть захочет — поймает личинку или маленькую рыбку, уже и наелась. Сытому мороз не страшен. И ночует у реки. Вода подо льдом упала, и получился маленький грот. Чем не спальня?

Под скалой желтеют кусты вейника. Здесь птичья столовая. Прилетела чечетка к скале, уронила колосочек на снег и принялась вылущивать зернышки. А чтобы не так мерзнуть, опустила крылышки, хвостик поджала, голову наклонила. Из клювика у нее тепло идет и остается под перышками. Сама из себя шалашик построила. Хоть не очень тепло, а терпеть можно.

Горностай вышел на охоту рано. Увидел распушившуюся чечетку и сразу в снег нырнул. Снег мягкий, словно пух. Минуты не прошло, а зверек уже под чечеткой. Еще миг, и… К счастью, птичка успела вылущить колосок и как раз взлетела. Горностай аж цыркнул от злости.

Но не всем птичкам так везет. Рядом с колосочком разбросаны серые перышки синички-гаички. Так что не одни птицы у зарослей вейника столуются.

Недалеко от распевающей у полыньи оляпки остановилась лиса. Стоит и смотрит обиженно. Может, из-за того, что оляпка каждый день ест рыбу, а она нет?

Следом за лисой явились три гаички. Подождали на лиственнице, когда патрикеевна насмотрится на оляпку, и полетели следом.

Вот новость! Синицы с лисой компанию водят. Понятно, когда они летают за поползнем или дятлом. Там хоть оброненных личинок подберут. А здесь?

Лиса поднялась на откос и вдруг, взвившись рыжей волной, упала на снег. Через мгновение стоит у лунки и держит в зубах полевку. Большую, серую. С одной стороны полевкина голова выглядывает, с другой торчит короткий подергивающийся хвост. Лиса ее давнула и сразу же проглотила. Лишь несколько капелек крови упало на снег. Эти-то капельки и привлекли синичек. Лиса в сторону, они тут как тут — клюют капельки. У выглядывающего из-под снега камня лиса остановилась и, по-собачьи задрав ногу, поставила мочевую точку. Моя, мол, речка, и нечего другим лисицам здесь охотиться. Синички и возле камня присели и поклевали желтого снега: у них сейчас белковое голодание.