Вильям Козлов - Дай лапу, дружище!
— Кто это? — ошеломленно спросил я, не удосужившись даже взглянуть на бумаги, что держал в руках.
Наверное, в моем голосе было нечто трагическое, потому что мужчины переглянулись и заулыбались.
— Варден, — ответил тот, что вручил мне документы.
Взглянув на родословную, я прочел: «Варден, кобель, черный терьер, год рождения…»
Вардену было три года. Таких удивительных собак я еще не видел. Чем больше я на него смотрел, тем сильнее он мне нравился. Чудовище! Да он чертовски красив! Просто неотразим. Все пропорции соблюдены, разве что голова чересчур крупная, мохнат, будто в лётных сапогах мехом наружу. По моему первому впечатлению, он был буквально с теленка. Позже такое ощущение исчезло. Конечно, это был на редкость крупный экземпляр, но когда я его постриг — это было уже в деревне, — он более-менее стал похож на собаку. Что поражало — это его длина. Казалось, ему нужна еще пара ног посередине, чтобы держать столь длинное туловище. Однако лапы были мощными, высокими. И что настораживало — это отсутствие глаз. Глаза, конечно, были, большие, карие и выразительные, но они так глубоко спрятались в густой курчавой шерсти, да еще их сверху прикрывала длинная челка, что глаз практически было не видно. А когда у собаки не видно глаз, да еще у такой огромной, то чувствуешь себя как-то не в своей тарелке. Не знаешь, что у нее на уме.
Провожатые на поводке провели Вардена в мою квартиру, привязали к чугунной батарее. Один из них потрогал ее.
— Не сорвал бы, — сказал он. — Он такой, может.
— Дайте ему колбасы! — предложил второй. — Пусть признает за своего.
— Не цапнет? — спросил я, бросившись к холодильнику.
— Варден! — строго сказал провожатый. — Свой, слышишь, свой! — и показал на меня.
Пес поднял голову с длинными, чуть оттопыренными ушами, сплошь заросшими шелковистой шерстью, где-то в глубине курчавой заросли угольками блеснули, как мне показалось, красные глаза. Он молча смотрел на меня. Широкий пупырчатый нос шумно втягивал воздух.
Не буду скрывать, с большой опаской протянул я ему кусок колбасы. Однако Варден неожиданно мягко, деликатно взял с моей ладони угощение. Бывает, собака жадно все хапает так, что опасаешься за пальцы. Варден же проявил некий такт, что меня несколько успокоило. Уже увереннее я его легко потрепал по голове и тут же убрал руку, потому что большущая голова повернулась ко мне, сверкнули ослепительно-белые клыки, а откуда-то из нутра глухо прозвучал предупреждающий рык.
— К вечеру привыкнет, — сказал на прощание провожатый. — Тогда и отвяжете…
— Поставьте воды и пока не отпускайте с поводка, — уже на пороге посоветовал второй. — Может броситься на постороннего.
Я про себя усмехнулся: а кто я для него? Тоже, наверное, посторонний… Мы и часу не знакомы. И еще неизвестно, как дальше пойдет? Будет ли он меня слушаться? Такому гиганту ничего не стоит со мной справиться. Прихватит, и пикнуть не успеешь… От собаки, у которой не видно глаз, вправе чего угодно ожидать: возьмет вот сейчас и кинется на меня. Но Варден и не помышлял об этом, да и в будущем никогда не бросался на меня. Правда, когда он приходил в игривое настроение, то начинал хватать за руки и ноги. В его представлении это была игра, а я потом обнаруживал синяки от соприкосновения с его клыками. Сначала я возмущался, кричал на него, он не понимал и еще азартнее прыгал на меня, приглашая порезвиться. Потом я стал отвлекать его, бросал палку, и он тут же убегал за ней, оставляя меня в покое… Это все было потом, а пока я сидел на ковре напротив огромного пса и задумчиво смотрел на него. Рядом стояли коробки с книгами, мешки — я на днях собирался ехать в деревню. Вот, значит, кого я привезу туда… Я и сам-то редко видел черных терьеров, а уж в деревне и подавно таких собак не видели.
Дядя Дима рассказал мне немудреную историю Вардена.
Пес щенком воспитывался в семье торгового моряка. Хозяин большую часть времени плавал по морям-океанам, а дома занимались собакой жена и сын. Хотя Варден и прошел курс общей дрессировки, рос не очень-то послушным. Наверное, в ту пору нужна была ему твердая мужская рука, его же баловали, все ему спускали. Вырос он сильным, мощным и был очень красив. Когда я его первый раз вывел прогуляться в Ленинграде, одна пожилая женщина с интеллигентным лицом подошла к нам и долго смотрела на черного терьера, обнюхивающего липу в сквере.
— Пес, — сказала она, — знаешь ли сам, какой ты красавец? — И столько было неподдельного восхищения в ее голосе, что я сам по-новому стал смотреть на свое невольное приобретение.
В общем, Варден вырос своенравным, упрямым, мог на улице неожиданно броситься на не понравившегося ему прохожего, и команда «фу!» не могла его остановить. Кстати, когда он вдруг срывался с места, не так-то просто было удержать поводок. Он мог запросто и тебя протащить по асфальту. Приехал хозяин после почти годового отсутствия и с трудом узнал свою собаку: пес вымахал с теленка, у него ярко проявился характер, причем мало подходящий для городской собаки. Пес держался независимо, мог огрызнуться даже на членов семьи. Моряк попытался силой сурово воздействовать на Вардена, но кончилось тем, что тот, рассвирепев, цапнул за руку и хозяина, от которого совсем отвык.
Разгневанный моряк отвел Вардена на то самое предприятие, где работал мой давнишний приятель. Там на охране объектов держали сторожевых собак. Вардена охотно приняли, вид у него, конечно, устрашающий, злости хоть отбавляй, чего еще нужно сторожевой собаке? Но у Вардена не оказалось совсем немногого — желания охранять объекты. Когда его приводили на место, он преспокойно укладывался на травку, а если это была зима, то прямо и на снег, и поднять его можно было только приглашением к обеду. Конечно, если бы нарушитель, скажем, наступил на него, терьер живо бы с ним расправился, но добровольно нести сторожевую службу, как это делали обученные овчарки, Варден не пожелал. Таким образом, он и там не пригодился. Пробовали было учить, но черный терьер упрямо уклонялся от ненужных ему навыков. Вот «сидеть», «лежать», «голос» — это он пожалуйста! Да еще если покажут лакомство.
В три года собака считается вполне взрослой, ее характер уже невозможно изменить, да я перед собой такой задачи и не ставил. Могучий курчавый пес с широченной грудью, высокими лохматыми лапами и спрятавшимися за занавесью извилистых черных прядей влажными глазами мне очень нравился, хотя я смутно представлял себе, как мы с ним будем сосуществовать. То, что в городе, да еще в центре, держать его нельзя, я убедился после первой же прогулки по набережной Робеспьера. Увидев встречную собаку, он с таким остервенением натягивал поводок, что я с шага вынужден был переходить на мелкую позорную рысь, да еще вопить на всю улицу: «Варден, нельзя! Фу, Варден!» Для него это были пустые звуки. Если он приходил в возбуждение и ему приспичило за кем-то погнаться, то нужно было хвататься за скамью в сквере или зацепляться за дерево, иначе чертов пес поволочет тебя за собой, как мешок с отрубями.
