Карен Бликсен - Из Африки
Однажды, когда мы с Денисом приземлились на ферме, к нам подошел дряхлый кикуйю.
— Вы были сегодня очень высоко, — сказал он. — Мы вас даже не видели, только слышали жужжание аэроплана, словно это пчела.
Я согласилась, что мы побывали на большой высоте.
— А Бога видели?
— Нет, Ндветти, — ответила я, — Бога мы не видели.
— Значит, вы не были достаточно высоко. Вот скажите: как вы думаете, вы можете залететь так высоко, чтобы увидеть Его?
— Не знаю, Ндветти, — сказала я.
— А ты, Бедар, — обратился он к Денису, — как думаешь? Доберешься ты на своем аэроплане до Бога?
— Вот уж не знаю! — воскликнул Денис.
— В таком случае, — заключил Ндветти, — я тоже не знаю, зачем вам летать.
ИЗ ЗАПИСНОЙ КНИЖКИ ПЕРЕСЕЛЕНКИ
Светлячки
После завершения периода дождей, в начале июня, когда по ночам становится прохладно, на нагорье появляются светлячки.
Вечером впервые замечаешь двух-трех — дерзкие одинокие звездочки, плывущие в прозрачном воздухе, взмывая и опускаясь, как на волнах или в реверансе. При этом они зажигают и гасят свои крохотные фонарики. Можно поймать насекомое и заставить его светиться на ладони причудливым светом, словно передающим загадочное послание; на бледной ладони появляется зеленый круг. Следующим вечером их вьются вокруг уже многие сотни.
По какой-то причине они держатся определенной высоты, не поднимаясь над землей выше четырех-пяти футов. Само собой приходит на ум сравнение с толпой шести-семилетних ребятишек, бегающих по дремучему лесу со свечками в руках: подпрыгивающих, резвящихся на бегу, смахивающих своими маленькими фонариками. Лес наполняется бурной жизнью, но при этом хранит полное безмолвие.
Дороги жизни
В детстве мне показывали картинку, которая мне казалась живой: ведь она создавалась у меня на глазах, под рассказ, который всегда звучал одинаково.
В круглом домике с круглым окошком и маленьким треугольным садом жил-был человек.
Неподалеку от дома был пруд, полный рыбы.
Однажды ночью человек проснулся от страшного шума и стал искать в темноте его причину. Дорога привела его к пруду.
Тут рассказчик принимался рисовать напоминавший план передвижения армии план дорог, по которым бежал человек.
Сначала он побежал на юг. Там он споткнулся о лежащий посреди дороги здоровенный камень, чуть дальше упал в канаву, встал, снова упал в канаву, встал, упал в третью канаву, выбрался.
Потом он увидел, что ошибся, и побежал обратно, на север. Но по пути ему снова показалось, что шум раздается с юга, и он кинулся туда. Споткнулся о камень посреди дороги, упал в канаву, встал, упал в следующую канаву, встал, опять упал, вылез.
На этот раз он разобрался, что шум доносится с пруда. Он помчался туда и обнаружил, что прорвало дамбу, и из пруда выливается вода вместе со всей рыбой. Он взялся за работу, заделал дыру и только тогда вернулся в постель.
Когда на следующее утро человек выглянул из своего круглого окошка (сказка завершалась с максимально возможным драматизмом!), то кого же он увидел? Аиста!
Я рада, что знаю эту историю, которую всегда вспоминаю в трудные моменты. Ее герой стал жертвой безжалостного обмана, его путь был усеян преградами. Наверное, его не покидала мысль: «Сколько можно?! Вот не везет!» Скорее всего, он гадал, что же стоит за его невзгодами; ему было невдомек, что смысл всех злоключений — всего-навсего заурядный аист. Тем не менее, он продолжал ясно видеть свою цель; ничто не смогло его сломить и отправить назад домой; он сделал свое дело и добился вознаграждения: увидел поутру аиста. Можно себе представить, как он смеялся!
Темная яма, в которую я угодила, — на самом деле тоже, наверное, всего лишь коготь птицы. Что это за птица? Когда будет завершен чертеж моего существования, увижу ли я аиста? А кого увидят другие люди?
Infandum, regina, jubes renovare dolorem[4]. Пылающая Троя, семь лет изгнания, тринадцать кораблей идут ко дну… К чему все это приведет? К «неподражаемой грации, величественной горделивости, ласковой нежности».
Нельзя не испытать потрясение, читая второй символ веры христианской религии: умерев на кресте и будучи преданным земле, Он спустился в ад, на третий день поднялся, вознесся на небеса, дабы снова оттуда спуститься…
Что за взлеты и падения — в точности как у героя того рассказа! К чему все это приведет? Ко второму символу веры для половины мира.
Природа приходит на помощь природе
Во время войны мой управляющий закупал быков для армии. По его словам, он покупал в резервации маасаи бычков — потомство от скрещивания маасайского скота и диких буйволов. Возможность скрещивания домашних и диких животных по сию пору остается темой для дискуссий; многие якобы пытались вывести низкорослую выносливую лошадку, скрещивая зебр и лошадей, хотя лично я никогда не видела таких гибридов. Мой управляющий, тем не менее, утверждал, что его быки действительно были наполовину буйволами. По заверениям маасаи, они росли гораздо дольше, чем обыкновенный скот; сначала маасаи гордились ими, а потом были рады от них избавиться, потому что они стали выказывать дикий нрав.
Приучить этих животных ходить в упряжке или таскать плуг оказалось трудным делом. Одно молодое сильное животное из той партии доставило управляющему и погонщикам-африканцам особенно много хлопот. Оно не повиновалось людям, выламывалось из ярма, бесилось, брызгая пеной; будучи связанным, оно без устали било копытами о землю, поднимая клубы черной пыли, белки его глаз наливались кровью: по словам погонщиков, у него даже шла носом кровь. Его погонщик тоже окончательно измучился и умылся потом.
«Чтобы укротить этого упрямца, — рассказывал мой управляющий, — я велел бросить его в загон со скрученными ногами и завязанной мордой. Но даже лежа беспомощно на земле, он продолжал пускать из ноздрей пар и хрипеть. Я злорадно предвкушал, как он будет год за годом ходить в ярме. Ложась спать в палатке, я видел сны об этом черном быке. Меня разбудил шум: собачий лай и крики африканцев со стороны загона. Двое дрожащих погонщиков, явившиеся ко мне в палатку, поведали, что в загон пробрался лев. Мы побежали туда с фонарями, я к тому же прихватил винтовку. Пока мы добежали до загона, шум утих. В свете фонарей я увидел пятнистого зверя, перепрыгивавшего через изгородь. На связанного быка набросился леопард и отгрыз ему правую заднюю ногу. Для ярма бык был потерян…»
«Тогда, — завершил свой рассказ управляющий, — я пристрелил быка».
