На горе Четырёх Драконов - Ирина Иосифовна Волк
Пулат нахмурился.
— Сейчас же встань! — крикнул он резко, и покрасневший Гулям вскочил. — Ты — пионер, а смеёшься над стариками. Мы обязаны уважать их чувства. Конечно, хорошо, если они откажутся от молитв. Но это их дело. А смеяться над верующими нехорошо и глупо. Чтобы я видел это в последний раз. А теперь марш за работу!
Исцеление? Не может быть!
Наконец наступила пятница — день великого моления. Бабушка проснулась очень рано и разбудила внука. Больше в доме никого не было. Вчера вечером приехал с пастбища отец Гуляма и о чём-то долго беседовал с бабушкой во дворе под старым урюком. Гуляму очень хотелось знать, о чём они говорят, но ему неудобно было подойти ближе. Лицо отца было гневное, и, видимо, он говорил бабушке что-то сердитое, резкое, но так тихо, что ничего нельзя было разобрать.
— Сайра́м, — позвал вдруг отец.
Вышла мать. Она, видимо, волновалась. Отец что-то спросил, и она отрицательно качнула головой.
— Ах так! — раздался сердитый голос бабушки, которая до этого тоже говорила очень тихо, видимо, для того, чтобы не услышал внук. Но сейчас бабушка вышла из себя, и до Гуляма доносилось каждое её слово: — Я родила и вырастила тебя, — говорила она отцу. — Я отношусь к тебе, как к дочери, — повернулась она в сторону Сайрам. — Кто может сказать, что не я вынянчила вашего сына? Или я не просиживала ночи у его постели, когда он болел, в то время как ты и ты ходили на собрания? Вы возвращались голодные и усталые. И кто, как не я, дожидалась вас с ужином и тёплой постелью? Мне помогал аллах в моих заботах…
— Я тебе уже сказал насчёт аллаха, — громко перебил отец. — Я не хочу, чтобы ты каждую минуту вводила его в мой дом. Ты разве забыла, за что сражался с басмачами и погиб твой муж и мой отец? Он сражался за то, чтобы ты, и твой сын, и твой внук были свободными и счастливыми.
Гулям увидел, как бабушка закрыла лицо руками и закачалась, словно тутовник на ветру.
— У тебя нет сердца! — всхлипывая, кричала она. — И твоя жена неблагодарная. Почему вы не хотите, чтобы я шла на моление? Я — старый человек и не отступлюсь от древнего закона. И ты тоже должна пойти со мной, — обратилась она к невестке.
Сайрам отрицательно качнула головой:
— Нет. Моя мать тоже просит, чтобы я проводила её к мазару. Но этого не будет.
Отец несколько минут стоял в раздумье, потом отрывисто сказал жене:
— Наша бригадная кухарка заболела. И я уже договорился с председателем колхоза, что ты придёшь готовить нам еду.
Гулям увидел, как сразу посветлели, стали весёлыми глаза матери. Она спросила торопливо:
— А когда?
— Я посажу тебя на круп своего коня, и мы отправимся тотчас же, — сказал отец.
Он дождался, пока жена скрылась в доме, потом присел на скамью и принялся чистить старые сапоги, которые всегда носил в горах. Бабушка стояла одна среди двора, опустив руки, и молчала. Из дома выбежала мать, нарядная, в ярком платке, с узлом в руках.
— Я готова! — сказала она звонко. Подошла к бабушке, хотела поцеловать, но та отвернулась и вошла в дом.
Отец, натягивая сапог, метнул на жену быстрый взгляд. Видимо поняв его, она наклонила голову и пожала плечами.
— Ну что ж, — сказал отец, — всем нам известно её упрямство. Но я думал, что за эти годы мать поняла, где друзья, а где враги.
— Гулям! — крикнула Сайрам. — Гулям!
Гулям хотел сразу же броситься на её зов и тоже ехать в горы. Но тут же он вспомнил: ведь ребята все вместе решили пойти и посмотреть, что будут делать ишаны. Нет, он не может сейчас покинуть кишлак, хотя ему так хочется поехать с отцом и матерью на пастбище в горы. Там у него есть верные друзья — молодые помощники чабанов и их псы, косматые, свирепые на первый взгляд, а на самом деле такие послушные и умные.
Придётся остаться. Гулям тихонько шагнул за дом и спрятался в дровяном сарае.
— Совсем от рук отбился мальчишка, — сердито сказал отец, подсаживая жену на круп коня.
— Он, наверно, у Хамида уроки учит, — как всегда, заступилась за Гуляма мать.
— Мне хотелось взять его с собой, — заметил отец.
Вскочив на коня, отец крикнул ещё раз, требовательно и громко:
— Гулям!
Несколько секунд он был неподвижен, ожидая, что сын откликнется. Потом хлестнул коня и промчался мимо дровяного сарая, где, затаившись, сидел Гулям.
Гулям подождал ещё немножко, потом тихонько вылез из своего убежища и, не скрываясь, вошёл в дом.
Бабушка лежала в своей комнате и тихо всхлипывала. Увидев вошедшего внука, она кинулась к нему навстречу.
— Где ты был, внучек? Они обижали меня! — жаловалась она, качая головой. — Твой отец ускакал и увёз твою мать потому, что не хочет оставаться со мной в доме. Неужели и ты бросишь меня? Неужели ты не поможешь старухе взобраться на гору к мазару? — Глаза ее с мольбой остановились на внуке.
Гулям прятал глаза, в которых таился смех. Как здорово всё получилось! Ему не надо украдкой пробираться на гору. Бабушка сама просит проводить её, и он сможет всё рассмотреть и всё потом рассказать пионервожатому и учителю.
— Бабушка, — сказал он, ласково поклонившись, — а можно, я позову с собой Джабара и Шоды?
Тёплая ладонь коснулась затылка Гуляма.
— Внучек мой, — шептала она, — ты радость моих дней, ты мое гранатовое зёрнышко. Конечно, позови с собой друзей. Святые ишаны будут рады видеть вас у мазара.
…И вот наступило утро. Бабушка не готовит завтрак. Она уже вчера говорила внуку, что будет поститься, потому что нельзя идти на святое моление с полным желудком. Всё же она наливает Гуляму немного айрана, ломает лепёшку и ставит всё это на дастарха́н.
— Великий аллах, — шепчет она, — прости. Ведь он ещё маленький.
Мимо их окна идут люди: старики, старухи.
Кто-то стучит в окно. Гулям видит Хамида.
— Скорей, — кричит Хамид, — скорей! Сейчас вынесут деда.
Гулям выскакивает на улицу. Из соседнего дома родственники Хамида выносят носилки. На них лежит дедушка Манон. Он тихо стонет. Вот уже месяц,
