Стелла Брюер - Шимпанзе горы Ассерик
Брезент был слишком необходимой деталью нашей походной жизни — он защищал от дождя очаг и кухню, и пожертвовать им ради Уильяма я не могла. Я направилась к шимпанзе с таким решительным видом, что в обычном состоянии он по крайней мере обратил бы на это внимание. Но он продолжал смеяться и кататься по брезенту. Тина сидела на краю оврага Я подошла к Уильяму и сквозь зубы процедила, чтобы он прекратил безобразничать. Никакой реакции. Я было даже подумала, что он действительно не в себе. Схватив его за плечо, я встряхнула его довольно сильно, но так, чтобы не напугать Тину: «Что с тобой, Уильям?» Он лениво посмотрел на меня, повел плечами, сбросив мою руку, и перекувырнулся, по-прежнему держась за край брезента. Я взялась за тент с другого конца и потянула его к себе. Уильям, не отпуская брезента, взял в руку камень. Я растерялась. В его манерах не было ничего угрожающего, он стоял с самым небрежным видом, и все-таки я чувствовала, что, если буду настаивать на своем, он нападет на меня. Со времени нашего переезда из Абуко Уильям ждал подходящего момента, чтобы в реальной схватке выяснить, кто из нас действительно занимает доминирующее положение в лагерной иерархии. Если раньше Уильям признавал мое превосходство, то теперь, будучи уже почти взрослым, этот восьмилетний самец отказывался автоматически подчиняться мне.
Я не боялась Уильяма, так как слишком давно и слишком хорошо знала его. Однако мне не хотелось устраивать спектакль прямо на глазах у Тины, потому что именно ее я боялась. Это была большая и сильная обезьяна с устрашающими клыками, действия которой никто не мог предугадать. Я медленно вынула из кармана стартовый пистолет. Уловка подействовала — Уильям бросил камень на землю, нехотя выпустил брезент из рук.
Еще полчаса ушло на то, чтобы вновь закрепить брезент над столом. Как только мы с Джулианом закончили эту работу, Уильям направился к хижине. Дверь моего жилища была не заперта. Он распахнул ее и с силой захлопнул. Я услышала, как затрещали доски у петель. «Уильям, сейчас же прекрати, или я поколочу тебя!» — закричала я.
Тина начала раскачиваться взад и вперед. Уильям сел, слегка вздыбив шерсть, и пристально уставился на меня. Я направилась к хижине, движимая стремлением избежать в присутствии Тины намеренной демонстрации и в то же время полная решимости не уронить своего достоинства. Захлопнув дверь, я заперла ее на замок. Уильям встал и ударил меня по ноге. Не реагировать на подобное обращение было довольно трудно. По крайней мере, я больше не могла выносить его дерзкие выходки. Но чаша моего терпения окончательно переполнилась, когда он схватил меня за лодыжку и, сделав подсечку, повалил на землю. Я поднялась и, как только он снова подошел ко мне, сильно ударила его в ответ, попав по ноге. Уильям вскрикнул, нахальства как не бывало. Я взяла его за подбородок и посмотрела в лицо. «Перестань пугать меня, грубиян!» — сказала я твердо. Он надулся, отошел от меня и направился к оврагу. Тина не спускала с меня глаз, но, к счастью, из-за хижины не видела всех подробностей развернувшейся сцены. На этот раз мне удалось отстоять свою позицию. Если бы верх одержал Уильям, дальнейшая жизнь в лагере стала бы невыносимой. Весь остаток дня Тина, Уильям и Пух провели вне лагеря. Я наблюдала за ними некоторое время, потом вернулась и занялась своими делами. Возвратившись вечером в лагерь, Уильям радостно приветствовал меня. Вел он себя, правда, довольно шумно, но от его прежней вызывающей и дерзкой манеры не осталось и следа.
Приблизительно в это же время я написала Майклу Брэмбеллу, куратору отдела млекопитающих Лондонского зоопарка. Он по-прежнему был заинтересован в том, чтобы прислать к нам Юлу и Камерона и попытаться приспособить их к жизни в естественных условиях. Я отчетливо помнила две бледные физиономии, выглядывавшие из-за прутьев решетки: сдержанное, но напряженное выражение лица Юлы и взволнованные гримасы Камерона, когда он играл со служителем или самим Брэмбеллом. Я представила, как они будут жить вместе с Уильямом, Пухом и Тиной, сидеть в лиановых зарослях позади хижины, бродить по долине, кормиться на краю оврага. Вилли и Пух, судя по их поведению, выросли в лучших условиях, чем Юла и Камерон. Абуко был для них идеальным местом подготовки к жизни на свободе. Думая о Юле и Камероне, я задавала себе вопрос, смогут ли они приобрести тот опыт, который был так необходим им, чтобы перейти к совершенно иному образу жизни. У меня не было полной уверенности в этом, но пример Уильяма и Пуха, легко приспособившихся к новым условиям, убеждал меня, что мы должны предоставить Юле и Камерону эту возможность. Не следовало забывать также о том, что у вновь прибывших обезьян будут некоторые преимущества: они смогут учиться у трех наших шимпанзе, да и мой возросший за последние месяцы опыт поможет корректировать их поведение в нужном направлении. Я отправила доктору Брэмбеллу длинное письмо, в котором сообщала, что процесс адаптации Уильяма и Пуха проходит вполне успешно и я с нетерпением жду приезда Юлы и Камерона.
На протяжении двух дней Пух постоянно находился с Уильямом и Тиной. На растущих в овраге деревьях было полно зрелых плодов, поэтому Тина держалась возле лагеря, а Уильям и Пух не расставались с ней. Я с края оврага наблюдала за ними в бинокль, стараясь не подходить близко и не вмешиваться в их отношения. К вечеру второго дня Пух уселся на вершине высокого дерева и стал внимательно следить за тем, как Тина строит гнездо. Через несколько минут он спустился пониже, в густую листву, и я услышала треск ломаемых веток. Пух либо самостоятельно занялся сооружением гнезда, либо подновлял одно из старых гнезд Тины или Уильяма. С того места, где я сидела, мне не было видно Пуха, а подойти ближе я не решалась из боязни, что он заметит меня и захочет вернуться в лагерь. Уильям видел, как Тина и Пух сооружают в овраге гнездо, но, когда настало время ложиться спать, залез на помост и устроился на голых досках, поскольку ни листьев, ни веток там не было.
Пока мы ужинали, Уильям снова появился на кухне. Он уже ел раньше и, когда понял, что ему ничего больше не перепадет, подошел к оврагу, потом спустился в него и растворился в тенистой растительности. Вскоре раздались звуки, свидетельствующие о том, что и он начал строить гнездо. Это была победа! Впервые со времени нашего переезда все трое шимпанзе улеглись в гнездах за пределами лагеря.
Рано утром меня разбудил Уильям — он подошел и стал дергать за металлическую сетку, закрывавшую дверь хижины. Я встала и дала им с Пухом молока. Пух удивил меня: едва покончив с молоком, он опрометью бросился назад к Тине, хотя не был в лагере больше суток. Уильям не спешил, так как у Тины не было заметно набухания половой кожи. Он сел возле меня и смотрел, как я умываюсь. Потом стащил мою зубную щетку, когда я на секунду выпустила ее из рук, отбежал подальше и начал чистить зубы, в точности воспроизводя все мои движения. Высосав зубную пасту, он положил щетку на камень и направился в овраг к Пуху и Тине. Я взяла бинокль и пошла искать обезьян. В овраге их не было. Я спустилась к ручью, прошла вдоль него около полутора километров, но не обнаружила никого.
