Иван Басаргин - В горах Тигровых
— Потом наобнимаешься. Сиди смирно.4
Евдоким греб веслами, беглые помогали руками, палками, лодка неслась мимо хмурых берегов. И все же казалось, что она еле ползет. Надо в ночь уплыть как можно дальше, чтобы остроглазые карымцы не подловили их на свои мушки. Убежать от проклятого места, от проклятых людей. От страшной тюрьмы, где человек — не человек, а козявка, которую всякий может растоптать. Только тюремщик здесь человек, карымец — человек. Они тоже любят своих детей, солнце и эту землю. Они тоже хотят жить. Убивать каторжан — это их профессия. Каждый зарабатывает свой хлеб, как может.
Лодка проскочила мимо сонной деревни, прилепившейся на прилавке сопки. Евдоким завернул к берегу, сказал:
— Здесь я останусь, а вы гоните к Шилке. Боюсь, не пошли бы вслед наши. Ну, прощевайте!
Евдоким прыгнул на берег и тут же пропал в прибрежных кустах. Сурин сел на корму, и лодка снова пошла вниз.
— Выдаст нас Евдоким. Чую, не чисто тут… — сказал Ермила.
Варя вспыхнула от этих слов, но тут же обмякла, стала еще сильнее грести обломком доски.
— Надо бы его хлопнуть.
— Неможно, ить помог всем, за ча же хлопать? — почти выкрикнула Варя — Неможно! Он слово дал!
— Ладно, ладно, Варюша, ушел ить, ну и пусть себе идет.
— Верно, Андрей, пусть! Навалимся, друзья, — окрепшим голосом заговорил студент — Вон и еду нам оставил. С чего бы ему быть подлецом?
— Э, студент, мало ты знаешь людей, мало. Над Даурией поднимался день. Беглые завернули в старицу и спрятали там лодку.
— Давайте подкрепимся и решим, как быть дальше, — сказал Сурин.
— Ты и решай. Ты не раз уже бегал, а мы новички.
— Тогда поедим поначалу.
Над старицей туман, приглушенный шепот волн, тучи уползали за хребты. День снова будет солнечным. Это плохо для беглых.
— Если Евдоким нас выдаст, карымцы бросятся следом. Будут искать на реке, потому как мы с лодкой. Нам же надо их обхитрить, лодку затопить в старице, самим бежать пешки. Бежать до Шилки, а там уж будем расходиться кто куда.
— Лады, быть по-твоему, — согласился Ермила.
— Жаль лодку, уж больно хороша, на ней можно бы в Беловодье сплыть.4
— Ты сначала убеги, а лодку, надо будет, завсегда украдешь, — бросил Сурин.
Беглые поспешно завалили лодку камнями, утопили у берега. Пошли через высокие травы на юг. Заныли простуженные ноги от холодной росы, но что роса в сравнении с холоднючей водой карьера! Вышли на сопку, здесь Сурин приказал всем сбросить арестантские халаты, надеть крестьянские сермяги, которые им дал Евдоким. Не столь приметно. Зарядили кремневку. Побежали тропой. Встречных пока не было. Хотя здесь часто проходят карымцы, разыскивая следы беглых.
Неплохо бы добежать до деревни, чтобы в ночь украсть лодку и уплыть на ней до Шилки. А уж по Шилке они уплывут куда надо. Река широкая, ночами плыть на ней не столь опасно, как по бурной Кари.
Андрей часто оглядывался назад, подозрения Ермилы передались ему. И вот увидел, как по тропе спешили трое. Их вел Евдоким. Прыгнул за куст, за ним остальные беглые.
Евдоким вел карымцев не таясь. Он знал, что беглые почти безоружны: кремневка не выстрелит, а о пистоли он не знал. Надеялся на свою безнаказанность. Он также разгадал маневр беглых: побегут по тропе, чтобы быстрее добраться до Шилки.
Ермила вздохнул, бросил:
— Кто живет здесь, у того не может быть чести.
— Чуяло и мое сердце, что Евдоким не чист, — сказал и Сурин, — но не думал, что он так подл. Дай-ка мне, Ермила, пистоль к этой ружаке, я их придержу. А вы уж дуйте во всю силу.
— А почему это вы будете их придерживать? Я хочу умереть за народ! — выпятил грудь студент.
— Успеешь, дура, успеешь умереть за народ, было бы хотенье. Для этого дела ты хлипок, стрелок дерьмовый. Андрей, жди меня на устье Кари, ежли выберусь жив.
— Понял. Буду ждать. Ну, с богом, — Андрей обнял и крепко расцеловал Сурина.
Сурин лежал за камнем. Он знал, что не отбиться ему от трех охотников. К тому же не вызывало доверия и ружье, которое продал Варе Евдоким. Неужели он такой дурак, чтобы продать хорошее ружье, а потом идти в погоню за беглыми? Пистолет, похоже, был хороший. Хотя и поржавел местами.
Охотники за беглыми миновали ложок, вышли на прилавок, прошли мочажинку и поползли в сопку. Евдоким шел впереди. Вот его голова показалась из-за скалы. Сурин прицелился из пистолета. Ружью он не верил. Вспыхнул порох на полке, тишину разорвал выстрел. Евдоким взмахнул руками, ткнулся носом в щебень.4 Сурин отбросил пистолет, схватил ружье, взвел наргонь, нажал на спуск. Осечка! Вскочил и побежал. Но пуля в спину оборвала его бег.
Охотники пошли к убитому, маленьким топориком отсекли голову, сунули ее в котомку. Постояли с минуту, вернулись к Евдокиму. Решили не идти в погоню за остальными. Может быть, у них еще есть оружие. Зачем рисковать?
Шуршала под ногами листва. Весеннее солнце жарило Лучами голынь даурских сопок, змеиной чешуей блестело на перекатах быстрой Кари. Вдали лаял гуран, пугал кого-то своим грозным криком, ярился на незримого врага. Бежала весна, спешило солнце.
Часть третья
БЕГЛЫЕ
1
Феодосий привел ватагу в Даурию. Остановились под Усть-Стрелкой. Здесь снова от обоза отпало несколько семей. Да в Иркутске остался сын Алексей, жена приболела. Шло за Феодосием шестнадцать семей, до шестидесяти душ. Уездное начальство разрешило строить деревеньку на берегу Шилки. Разрешило поднимать земли, рыболовство, охоту.
Андрея и Варю не встретили. Знать, права была Меланья, что с ними стряслась беда. Пожалели, однако начали тут же готовиться к побегу: строили карбасы, большущие лодки, удивляли забайкальских казаков, для ча, мол, пари, такие лодки.
— Рыбалить будем. Мы ить с Камы. Не зряшно у нас уездный герб составлен из сетей, мереж, сачков и рыбы. Мы отродясь рыбацкие люди. Вот и будем вас кормить рыбой, кою вы ленивы ловить, — отвечал Феодосий любопытным.
Закупали железо, ружья подешевле, семена, овощи, все, что могло пригодиться в новом царстве.
Между делом пытали мужиков: как, мол, там за казачьим кордоном? Ходят ли туда наши люди?
— О господи, да тот пост для блезиру, паря! За пост наши ходят на охоту и еще дальше. За постом, как и здесь, тожить живут буряты. Смиренные люди, ты их не трожь, и они тебя не тронут, паря. А ежли еще водкой угостишь аль подаришь красивую стекляшку, то и вовсе друг и товарищ.4
— А начальство как на это смотрит?
— Сквозь пальцы. Ворчит, а наказывать не наказывает.
