Фарли Моуэт - Кит на заклание
Один из этих самолетов был зафрахтован редактором Боба Брукса, поручившим Бобу перед возвращением сделать несколько снимков китихи с воздуха. Я поставил условие, чтобы самолет летел на высоте не меньше шестисот метров и сделал максимум два-три захода над заводью.
Брукс согласился, и по пути в Олдриджскую заводь мы с Оуни высадили его возле тропинки на Галл-Понд.
В защищенных от ветра проливах между островами вода была покрыта ледяной коркой, и мне пришло в голову, что заводь тоже могла замерзнуть. Ничего страшного в этом пока не было: при массе восемьдесят тонн китиха могла без особого труда пробить довольно толстый слой льда.
У входа в залив Шорт-Рич мы заметили двух китов (возможно, там был и третий) и решили, что это семья нашей китихи, вернувшаяся из своего глубоководного убежища. Опекун, как мы и ожидали, оставался на своем посту — патрулировал между островом Фиш-Рок и бухтой у входа в заводь. Мы привыкли к Опекуну, а он привык к нашим визитам, и, когда кит всплыл прямо перед лодкой, Оуни даже не сбавил газ — и кит вовремя нырнул.
— Правила соблюдает, — сказал Оуни с обычной смущенной улыбкой. — Идущий левым галсом уступает дорогу.
— Да, пока что соблюдает, — сказал я. — Но ты все-таки будь осторожнее. Меня сегодня не особенно тянет купаться.
Заводь была безлюдна. Китиха кружила против часовой стрелки, и я скоро понял, что с ней что-то неладно. Двигалась она вяло, ее прежней мощи и грации как не бывало. Да и дышала она учащенно, причем фонтан пара едва поднимался над водой. Когда китиха сонно проплыла мимо нашего поста на одной из береговых скал, мы увидели, что она сильно отощала — по всему хребту отчетливо проступали позвонки.
Обеспокоили меня и крупные вздутия, которыми покрылась вся ее черная блестящая спина. Оуни предположил, что это следы ушибов о подводные камни, полученных китихой, когда она спасалась от моторок и пыталась пробиться в пролив. Мне такое объяснение казалось сомнительным, но лучшего я предложить не мог. Я был настолько встревожен, что решил обязательно осмотреть китиху вблизи, и мы вернулись в лодку и отошли от берега, оказавшись у китихи прямо по курсу и ничуть не опасаясь, что она может — случайно или намеренно — причинить нам какие-то неприятности.
Подплывая к нам в первый раз, она слегка отклонилась от прежнего курса и прошла метрах в пятидесяти от лодки, но уже на втором круге направилась прямо к нам. Когда до лодки оставалось около тридцати метров, она повторила трюк, который мы видели всего несколько раз и всегда издали: всплывая, выставила из воды не горб с дыхалом, а всю свою огромную голову. Покрытое глубокими складками белое горло китихи и ее длинная изогнутая челюсть принадлежали, казалось, чудовищу втрое крупнее нашей пленницы — таково соотношение между размерами головы финвала и его тела.
Когда гигантская голова нависла над нами, точно живая скала, мы должны были, наверное, перепугаться до смерти; но мы вовсе не испытывали страха. Даже когда из воды показались глаза китихи и, слегка повернув голову, она уставилась на нас своим исполинским оком, мне было вовсе не страшно. Переступив границу своего мира, насколько позволяли ее физические возможности, китиха наблюдала нас в нашей стихии, и, как ни загадочен был ее поступок, я чувствовал, что в нем нет ни капли враждебности.
Голова китихи подалась вперед, потом ушла в воду, а на поверхности показался горб. Китиха набрала воздуха и погрузилась, и несколько секунд спустя я увидел ее прямо под нашей лодкой. Мы долго следили за движением ее бесконечно длинного тела — так, стоя на шоссе перед шлагбаумом, ждешь, пока пройдет поезд. Движение ее было столь плавным, что мы его совершенно не ощущали, и лишь когда под нами прошли гигантские лопасти хвоста, лодку немного качнуло.
И вот тут я в третий раз услышал голос финвала — долгий низкий стон, окрашенный более высокими обертонами, придававшими ему оттенок чего-то сверхъестественного. Звук был жуткий, непохожий ни на что слышанное мною прежде. Голос из неведомого нам мира.
Когда китиха двинулась дальше по кругу, я заметил, что Оуни словно окаменел; наконец он постепенно пришел в себя и, удивленно глядя на меня, с волнением произнес:
— Она... она нам что-то сказала! Честное слово, она нам что-то сказала!
Я кивнул. Я по сей день верю, что китиха сознательно пыталась преодолеть пропасть, разделяющую нас. Задача эта оказалась ей не под силу, и все же нельзя сказать, что попытка ее потерпела полную неудачу, ибо до конца моих дней я сохраню в памяти ее голос, и он всегда будет напоминать мне, что величайшее чудо на земле — не человек, а жизнь — жизнь во всех ее формах и проявлениях. И если наступит день, когда в оскверненном океане не останется ни одного сородича моей китихи и навеки смолкнут на планете голоса китов, — далее тогда стон Олдриджской пленницы будет звучать у меня в ушах.
Странная идиллия царила в заводи в то утро. Мы были одни, и ничто не нарушало нашего покоя. Не замечая жестокого мороза, мы с Оуни, как завороженные, не шевелясь сидели в свободно дрейфовавшей лодке. В неподвижной воде неторопливо и величаво вальсировала китиха, всякий раз проходя совсем рядом с нами. Мне не дано было проникнуть в ее чувства, но сам я чувствовал себя наверху блаженства. Я с надеждой ждал, что, прервав кружение по заводи, китиха бросится в погоню за каким-нибудь небольшим косяком сельди, но этого так и не произошло.
Около полудня я решил пойти на рыбозавод, чтобы узнать, нет ли новостей насчет «Хармона» или ловушки с острова Рамеа, а заодно начать приготовления к вечернему лову сельди. Оуни уже готовился запустить мотор, когда над нашими головами раздался гнусавый вой. Это был самолет на лыжах, прилетевший за Бобом Бруксом. Приземлившись в заливе Галл-Понд и приняв на борт фотографа, он теперь поднялся и стал описывать круги над Олдриджской заводью. Брукс снимал с высоты птичьего полета.
Я встревоженно поглядел на китиху, но она как будто сохраняла спокойствие. Самолет сделал пять-шесть кругов на сравнительно безопасной высоте, но затем, вместо того чтобы убраться восвояси, стал снижаться и наконец пролетел над заводью на высоте не больше девяноста метров. Вскочив на ноги, я грозил пилоту кулаком и выкрикивал беспомощные проклятия. На него это не произвело впечатления, и самолет продолжал снова и снова проходить над заводью, сотрясая воздух оглушительным ревом мотора, отдававшимся в прибрежных скалах.
Китиха страшно испугалась. С быстротой, достигавшей, очевидно, предела ее возможностей, она устремилась через всю заводь к проливу и лишь в самый последний момент свернула в сторону, подняв стену брызг и пены. Затем она кинулась к мелководью в восточной части заводи.
