Фарли Моуэт - Кит на заклание
Привез Дэнни и неприятную новость:
— Помнишь, когда мы ее видели в первый раз, спина у нее была гладкая, точно ребячья попка? А теперь она вся в буграх, от носа до хвоста. В чем дело, не знаю.
Я не стал особенно ломать над этим голову, решив, что «бугристость» китихи объясняется сильной потерей веса; тем серьезнее вставала проблема кормления пленницы. Трудно было сказать, когда именно срезали заградительную сеть и сколько сельди успело уйти из заводи.
Так и не получив от Смолвуда ответа на мою просьбу насчет «Хармона», я в четверг днем послал ему еще одну телеграмму, составленную в более решительных выражениях и содержавшую также просьбу уполномочить полицию Бюржо охранять заградительную сеть и ограничивать движение лодок в заводи.
Хотя ответа от премьер-министра не было, из Сент-Джонса стали доходить слухи, что «Хармон» то ли готовится выйти в море, то ли уже идет в Бюржо и что в воскресенье сам Джо Смолвуд собирается нанести своей подопечной официальный визит.
К вечеру шторм разыгрался пуще прежнего, а у меня прибавилась новая забота: весь в снегу, с пылающими от ветра щеками, явился Курт Бангей, известивший меня о том, что братья Ганн и Андерсон требуют немедленной оплаты своего труда.
— Мы-то с Уошем подождем, — смущенно оправдывался Курт, — а они говорят, что, мол, раз Джо прислал ему на кита тысячу долларов, пусть сразу и платит.
— Но денег пока нет. Джо еще только обещал прислать их.
— Я знаю, но они мне не верят. Говорят, деньги у вас в кармане.
— А сколько они просят?
— Сколько просят?.. За работу по двадцать пять долларов, да еще по десять за лодки, и двадцать за невод.
— Двести долларов за один вечер?! — возмутился я.
Курт кивнул.
— Дороговато, конечно... да только многие в Бюржо недовольны. Говорят, пустая забава кормить кита на государственные деньги. Некоторые говорят... — он запнулся.
— Ну, что они говорят, эти «некоторые»? — угрюмо спросил я.
— Да говорят, что вы снюхались с юго-западными и собираетесь нагреть на этом деле руки. Потому что глядеть противно, как они сперва стреляли в китиху, а теперь бросились ее спасать. У нас считают, что вам бы только деньги прикарманить.
— Еще что скажешь? — бросил я.
Курт был так расстроен, что, казалось, с трудом говорил. Но и он тоже начал сердиться.
— Скажу, раз спрашиваете. Рыбаки недовольны, что вы закрыли заводь. Они скорее сами китиху прикончат, чем вам подчинятся. Люди не любят, когда у них отнимают законные права.
Вызывающий тон Курта охладил мой гнев.
— Ладно, Курт, — сказал я. — Не сердись. Никто ни у кого прав не отнимает. И скажи ребятам, что я заплачу, сколько они просят, пусть только подождут, пока деньги придут.
— Мы-то с Уошем подождем, и за лодку нам можно не платить... а насчет остальных не знаю.
Курт поднялся и начал застегивать штормовку. Потом, поколебавшись, сунул руку в карман, достал какую-то мокрую бумажку и положил ее на стол.
— Не знаю, может, вы еще не видели... — сказал он. — Сегодня на рыбозаводе расклеивали.
И торопливо попрощавшись, он ступил за порог и исчез в снежных вихрях, а я стал читать отпечатанную на ротаторе листовку, гласившую:
«Г р а ж д а н а м Б ю р ж о
Дорогие соседи! Вы, конечно, знаете, что в последнее время Бюржо привлекает к себе неослабное внимание мировой общественности. Сейчас, когда граждане нашего города и избранные ими представители делают все от них зависящее, чтобы добиться от властей постройки необходимых городу сооружений — водопровода, канализации, дорог, — внимание мировой общественности может сослужить нам добрую службу.
Моби Джо сейчас — самый знаменитый «житель» нашего города. Постараемся же использовать его известность!
Узнав, что в Бюржо имеется настоящий живой кит, люди станут приезжать к нам, чтобы на него поглядеть, чтобы его изучать. Чем больше гостей будет у нашего города, тем скорее он превратится в значительный центр и тем скорее мы получим необходимые нам городские сооружения.
Давайте же общими усилиями сохраним жизнь Моби Джо! Вы внесете свой вклад в это доброе дело, если на время воздержитесь от водных прогулок по Олдриджской заводи. Наша просьба не относится к рыбакам и к тем, кто ходит через заводь за пресной водой, — кит обычно не боится их. Его пугают быстроходные катера, а от страха он может выброситься на берег.
Мы, ваши соседи и сограждане, полагаемся на вашу сознательность и надеемся, что вы нам поможете.
Никто не запрещает вам любоваться нашим китом. Дойдите до Ричардс-Хоул, поднимитесь на холм, и вы сможете с удобством наблюдать за Моби Джо, ничуть его при этом не беспокоя.
Искренне преданные вам
члены Юго-западного клуба»
Листовка эта (позже ее размножили и разослали по почте всем жителям Бюржо) меня разозлила: я отлично понимал, что она восстановит весь город против моих неожиданных союзников из Юго-западного клуба.
От мрачных размышлений по этому поводу меня отвлек телефон. Звонила Мэри Пенни, или, как ее любовно называли у нас, королева Рамеа, — вдова, женщина устрашающей энергии и еще более устрашающей внешности, жившая в пятнадцати милях от Бюржо на острове Рамеа, где у нее был крошечный комбинат по переработке рыбы. Мы были с ней в давней дружбе.
— Я слышала, ты завел себе китенка, Фарли? Говорят, он у тебя голодает, это верно? Тут только что по радио передавали, будто ты ждешь, чтобы Джо тебе сейнер прислал. Хочешь знать мое мнение? Не видать тебе «Хармона» как своих ушей. Уж ты-то мог бы понимать, что этим политиканам нельзя верить ни на грош. В общем, у нас тут есть ловушка на мойву. Почти новенькая. Когда-то мы платили за нее пять тысяч долларов. Ловит сельдь не хуже, чем мойву. Как только придет «Пеннилак» — он сейчас в Хермитидже шторм пережидает, — я тебе эту ловушку отгружу. Найди толкового человека, который умеет с ней управляться, и твой кит просто лопнет от обжорства. Да брось ты, какое там к черту спасибо. Главное, смотри, не утопи ловушку в море.
Мэри была последней, кто звонил нам в тот день: телефон наконец угомонился, и мы отправились спать. Но мысли о китихе не давали мне заснуть.
Мощно гудели разбушевавшиеся волны, дом сотрясался от порывов ветра. Я представлял себе Олдриджскую заводь, непроглядную тьму штормовой ночи. Что делает сейчас китиха в своей тюрьме? Какие чувства заполняют долгие часы ее плена?
Боль, конечно. И страх. Изведала ли она отчаяние? Или все же надеется выбраться на волю? Бесконечно кружа по «камере», представляет ли она себе, сколь ужасна ожидающая ее судьба? О чем «беседует» она с Опекуном? И как относится к двуногим тварям, которые сперва пытались ее убить, а теперь загоняют к ней косяки сельди?
