Иван Басаргин - В горах Тигровых
Ларион несколько раз стрелял в волков, если они подходили на выстрел. И вот снова он долго и кропотливо устанавливал ружье, волки за сто сажен. Взвел наргонь, прицелился. Все замерли. Бабы даже уши пальцами позатыкали. Нажал на спуск, курок чиркнул по острому кремню, сыпанули искры. Но осечка. Поправил кремень, снова изготовился к выстрелу. Рыкнул выстрел, вонючим порохом обдал людей. Волк заметался на снегу, остальные бросились в лес.
С ревом, рыком бросились мужики к добыче, утопая выше колен в снегу. Наша взяла. Ларион не побежал. Не пристало охотнику бежать сломя голову за такой добычей. Гордый ждет, когда бросят к его ногам волка. Жаль, что отдали Григорию брошенное им ружье, теперь бы тоже сгодилось.
В Сибири винтовки в цене: самая лучшая стоит пятьдесят рублей. Где таких денег набрать. У Лариона винтовка средней цены, но тоже ладная.
Ларион важничал в своих охотничьих доспехах. Смотрелся внушительно — при своем малом росте. Широкий ремень через плечо, на нем подвешен рог с порохом, тут же заткнуты готовые заряды с порохом, есть заряды-"скороспелки", они уложены в костяные трубочки, эти на случай крайней опасности. Есть там же прокатные пули. Их не забивают шомполами, а просто опускают в ствол, тоже при крайнем случае. Такие пули, на охоте, охотники держат во рту. На том же ремне сумка с пулями, пыжами, запасными кремнями.
Доспехи не из легких, но Ларион не снимал их с себя. Ружье тоже нес на себе, сошки только лежали на санях. Спал в обнимку с ружьем, а не с Софкой.
Волки скоро поняли, на каком расстоянии их может достать пуля, близко не подходили, маячили вдали. Перестали они бояться грохота тазов и досок. Их глаза можно было видеть за кострами, две холодно светящиеся точки.
Однажды к вечеру сорвался ветер, порыжело солнце, застонала тайга. Пермяки свернули в лес. Начали готовиться к ночлегу. Феодосий приказал крепче привязать коней, коровенок.
— Чует мое сердце, — сказал он, — что нонче волки нападут. Ларька, тебе стоять на часах. Митяй тебе в пару, чуть что, стреляй. Мужики, готовьте больше смолин.
— Надо положить больше костров вокруг табора, — советовал Пятышин — Огня каждый зверь боится.
— Не всякий, — рассудил Феодосий — Голодный зверь — бешеный зверь. Потому примеряйте по силе дубинки и будьте готовы к бою.
— Братцы, отдадим на закусь волкам Митяя. Пусть они похрамустят его костями, — не унывая, хохотал Воров-старик.
— Лучше Марфу!.. В Марфе до восьми пудов будет. Вот уж погужуются.
— Марфу нельзя. Марфа, чуть что, нас же, сопляков, защитит. Одна сотню казаков разгонит. Да и на другое дело может сгодиться…
— А ну, нишкните! Без Марфы давно бы вы подохли, разлетаи, — рыкнула Марфа, вытесывая себе дубину чуть ли не из целой березы — Вот этим колом пройдусь по вашим хребтинам, сразу захрипите!
Лагерь притих, насторожился. А ветер выл, метался, шальной, между деревьями. Люди не спали: затаились бабы, мужики, у каждого дубина, под руками смолье для факелов. Бой будет, бой должен быть. Голодные люди — и злые волки. Чья возьмет? Ларион и Митяй поддерживали костры, зябко водили плечами, поглядывали в тайгу. За кустами и деревьями волки, пока невидимые, крались к огню.
Ларион перестал стучать в таз, сел на бревно, пытал Митяя:
— Степан Воров собирается ли жениться на Любке?.. А?
— Откель мне знать. На мой погляд, они уже давно оженились.
— Благословения еще не просил у тебя?
— Да нет еще.
— Смотри, кабы не случилось так, как со Стешкой Силовой. Ты уж не мешкай, нажимай на будущего зятя. Как? Скажи Марфе, она живо окрутит их. Хошь, позову Степана?
Ларион привел Степана.
— Ну, Степан, ответствуй нам, баловался ли ты с Любкой?
— Дык ить…
— Не дыкай, а дело говори.
— Отдайте за меня, дядя Митяй, Любку.
— Отдаю, — махнул рукой Митяй и насторожился: — Тиха, кажись, волки. Ларька, стреляй! Вона волки прут.
Ларька выстрелил. Захрапели кони, заревели коровы и начали рваться с привязей. После выстрела один из волков ткнулся головой в снег, остальные не остановились, лавиной шли на людей. А лагерь уже был на ногах. Люди совали смолины в костер, они тут же вспыхивали. И дружно, скопом бросились навстречу волкам. Впереди всех Марфа с дубиной. Волк прыгнул на нее, короткий взмах, и волк покатился с раскроенным черепом. Еще взмах — еще один серый с воем откатился к костру. Мечутся факелы. Стон, рев, вой, удары дубин. Волки прянули назад. Люди неслись за ними, угорелые, ошалелые от схватки, метали в зверей горящее смолье, тонули в снегу.
Ветер притих. Еще сильнее и жарче пылали костры. От дыма и огня стала красной луна, чуть поблекли звезды. Мычали коровы, храпели лошади — волновались. Люди радовались победе, пересказывали, у кого как было. Одна Марфа молчала, она смотрела на всех, как мать вселенская, и тихо улыбалась. Зачем хвастать, ведь убито всего три волка, два из них Марфины. Волки проучены ладно, не скоро нападут на табор, так думали победители…
Потрескивала от мороза тайга. Бурно гудели дрова в печурках. Ушли волки. Лагерь уснул, утомленный и спокойный. А зря. Забыли люди себя, забыли, как голод гнал их на смерть, на отчаянное безрассудство. Почему бы зверям не пойти на такое? Почему?
Вот хрустнул снег под лапой, волки зашли из-под ветра. Кони пока не чуют их запаха, не слышат даже осторожных шагов.
Митяй вышел до ветра. Караул-то сняли. Зевнул, перекрестил рот — и чуть не упал от страха. В нескольких шагах от него стоял волчина! Блестели глаза, скалились зубы. Костры притухли, лунный свет лениво бежал по снегу. Митяй прянул в палатку и заорал, что есть мочи:
— Волки! Волки снова пришли!
Загомонил табор, сонные люди выскакивали на снег. Ларион выстрелил, но промазал. Волки бросились на коней. Порвала привязь Митяева кобылица, метнулась в тайгу. Звери бросились следом. На крик людей они не обращали внимания. Свое взяли. Но и люди не хотели отдавать своего, бежали за волками, орали, гремели кто во что. Но все тщетно. Волки угнали лошадь.
Люди вернулись назад. Вздыхали, пожимали плечами, старались не смотреть в глаза друг другу. Пусть лошадь и считалась Митясвой, но работала она на всех.
Снова у костров караульщики, но волки теперь уже ушли насовсем.
Над тайгой занимался рассвет. Тихий, морозный. Ветер ушел за горы. Потрескивают кедры, шумно дышат люди.
— Такого я еще не видывал, чтобыть волки вдругорядь напали, — сказал Феодосий.
— Пото и напали, что Ларька убил суку. За нее отомстили. Без суки-вожака разбредется стая, — ответил Воров, показывая людям добытую волчицу — Помните мой сказ, когда дома на меня напали волки? Пошто я жив остался, а пото, что волчица жрать меня расхотела, лишь помочилась мне на голову, кою я закрыл руками, и увела стаю. У них всему голова — сука, — заливал Иван Воров, теребя заиндевелую бороду-лохматень — Нельзя было трогать волчицу.
