В. Хомутов - По зверю и птице

подмяла, а как ее вторым выстрелом свалили, она

еще живая поползла к медвежатам своим да под

себя лапами их загребает, защитить старается.

Притихли Ильюша и Костя. Видно, ясно им

представилось, как медведица детей защищает,

и жалко ее стало; потом вспомнил Ильюша, что

дед про рогатину какую-то говорил, и спрашивает:

— Дедушка Герасим, а ты вот говорил, что

объездчик у вас на медведя с рогатиной ходил.

Это что же за охота?

— Эту охоту теперь совсем бросать стали:

Это прежде так ходили на медведя „один на

один", когда в деревнях ружей мало было да когда

порох и пули доставать трудно было.

Опасная— это охота. Возьмет охотник длинную

крепкую жердь; один конец у нее заостренный,

а на другом конце крепко приделан острый

нож — „перо" называется. Вот как поднимут мед-

ведя с берлоги, охотник его на рогатину и принимает.

Нарочно тут медведя сердят, пока медведь

на дыбки не станет. А как зверь поднялся, охот-

ник ему перо в грудь или в живот вонзит,

а другим концом рогатину в землю воткнет.

Медведь свирепеет, хочет охотника схватить и сам

все глубже и глубже на рогатину напарывается,

пока с ног не свалится и не сдохнет. Опасная

это охота; теперь если кто и пойдет с рогатиной,

так больше из удали, из молодечества, да

и то норовит взять с собой товарища с ружьем,

чтобы, в случае беды, подсобил...

Дед Герасим помолчал немного, потом встал,

посмотрел из-под ладони на солнце и сказал

Косте и Ильюше:

— Ну, ребята, идите-ка вы домой. Пройдет

год, другой, я вас с собой на охоту возьму, коли

жив буду, только не на медведя, а по птице

какой-нибудь. А сейчас, вон. солнышко спускается.

Пойду-ка я на Карпово озеро, на уток посижу.

Герасим ушел в избу, а Ильюша и Костя взяли

свои лукошки с грибами и собрались итти домой.

Решили они итти прямиком, лесной дорогой

которая выходила на их поле к селу Тагашеву

и которую они хорошо знали, потому что по

ней с лесных покосов сено возили.

Идут они по лесу, разговаривают, про деда

Герасима вспоминают...

Вдруг Ильюша схватил Костю за рукав рубахи

и испуганно шепнул ему:

— Гляди-ка!..

Ильюша показывал пальцем в лес, но сначала

Костя ничего не заметил и не понял, на что ему

Ильюша показывает:

— Чего, гляди? Лес, как лес. Ничего я не вижу.

— Как не видишь? — шептал Ильюша. — Во, во,

видишь вон там около кривой ели кто-то шевелится!

Костя посмотрел к кривой ели и... обмер.

Под самым деревом, около большого муравейника,

сидел на земле какой-то лохматый, громадный зверь

и то нагибался к муравейнику, то поднимал голову.

— Что это? — боясь самому себе верить, про-

шептал Костя, чувствуя, как его сердце начинает

колотиться.

— Медведь...— ответил ему замирающим от

страха голосом Ильюша...

И в ту же минуту Костя понял, что Ильюша прав.

Громадный, никогда ими не виданный зверь

неожиданно присел на свой зад, приподнял передние лапы,

а потом стал быстро лапами разбрасывать муравьиную кучу.

Мальчики так растерялись, что не знали, что

им делать, и стояли полумертвые от страха.

„Не надо медведя дразнить" —вспомнил Костя совет

деда Герасима.

— А вдруг это медведица с медвежатами,—

шептал Ильюша, боясь двинуться с места.

Между тем медведь приподнялся на задние

лапы, потянул носом воздух и стал во все стороны

оглядываться. Видимо, он учуял что-то и начал

беспокоиться. Он будто прислушивался, присматривался,

а потом хрюкнул, как свинья и, встав

на все четыре лапы не громко, но злобно зарычал,

причем шерсть на нем поднялась дыбом...

Тут уж мальчики не выдержали. Забыв все

советы деда Герасима, они бросились бежать со

всех ног. Сзади них раздался на этот раз уже

громкий рев рассерженного зверя, а они, не решаясь

оглянуться, бежали все дальше и дальше.

Костя бежал скорее Ильюши, но когда он

удалялся хоть на несколько шагов вперед,

Ильюша умоляющим голосом говорил ему:

— Костя, Костя, не оставляй меня медведю!..

И они бежали дальше и дальше. Босые ноги

задевали за корни, сучья били их по лицу, но

они ни на что не обращали внимания, и страх

давал им силы...

Наконец, вот и опушка, вот показалось знакомое поле,

вот видно кто-то пропахивает сохой картошку,

вот уже можно узнать, что это Ильюшин сосед

дядя Прокофий... а мальчики все бегут и бегут...

Они добежали до Прокофия и только тогда

остановились. Оба были совсем мокрые от пота;

Ильюша потерял шапку; у Кости была окровавлена

каким-то сучком щека и оба они держали

пустые лукошки из-под грибов, так как все свои

боровики и березовики растеряли.

. — Откуда вы взялись, пострелята? — спросил их

Прокофий, с удивлением разглядывая их

испуганные лица.

— Дядя Прокофий!.. медведь!. — могли только

сказать оба мальчика.

— Какой медведь? Где? Что вы брешете?..

Тут оба мальчика наперерыв стали рассказывать,

как они за Крутым ручьем, на пути к „Лешему

покосу", видели под кривой елью медведя.

Дядя Прокофий заинтересовался их рассказом,

выпряг лошадь и верхом поехал в ле,с,

а мальчики остались около сохи.

Уже темнело, когда дядя Прокофий вернулся

и сказал Ильюше и Косте, что действительно за

Крутым ручьем, на указанном ими повороте, он

нашел под кривой елью свежеразрытую мура-

вьиную кучу, от которой уходил в чащу леса

крупный медвежий след.

К ночи вернулись домой Ильюша и Костя и рас-

сказали всем товарищам о своей страшной встрече.

И долго потом чуть не все деревенские мальчики

с увлечением рассказывали, как Костя

и Ильюша встретились в лесу с медведем, и мед-

ведь испугался их и ушел.

НА ГЛУХАРИНОМ ТОКУ

Кончилось лето. Миновала осень и длинная

суровая зима.

Наступила ранняя, дружная весна. Снег быстро

сошел с полей и лугов; только в лесу да по глубоким

оврагам лежал еще не стаявший снег.

Реки и ручьи с шумом несли свои многовод-