Леонид Семаго - Гнездо над крыльцом
Почему самцы так рано покидают птенцов и самок? Оставив выводок под материнским присмотром, скворец через день-два возвращается к покинутому скворечнику или дуплу в надежде, что станет здесь снова отцом. Вновь раздается его залихватский свист, хотя обстановка уже не та: многие звуки гасит шелест листвы, да и соседи, голосом сильнее, не сидят молча (песенное время в птичьем мире еще не прошло). Однако желание самца не всегда встречает ответную решимость самки вновь отдаться материнским заботам. Нередко она от них отказывается. Причина не в угасшем чадолюбии: ее решение зависит только от того, как далось воспитание первого выводка.
Чем труднее кормить первых, тем неохотнее самки отваживаются на повторное гнездование. Холодный и дождливый май так же плох, как и засушливый и не в меру жаркий: одинаково трудно с кормом для птенцов. В такие весны вместо пяти-шести слетков гнездо покидают три-четыре, а иногда — всего два скворчонка. Птенцы как будто сыты, но что приносят им родители вместо улиточек, дождевых червей, гусениц и личинок? Прокисший и размокший хлеб, еще какую-то снедь с помоек, то, что удается собрать под кормушками скотины. Самим, конечно, на такой диете жить можно (скворцы неприхотливы в еде), но растить птенцов нельзя. К тому же многие самки, видимо, знают, что, если во вторых выводках будет меньше птенцов, чем обычно, им придется выкармливать их в одиночку.
Вышло так, что после благоприятного периода лет двенадцать подряд выдавались то ненастные, то засушливые весны, и скворцы, едва управляясь с первыми птенцами, повторно не гнездились. А тех, что отваживались воспитать вторые выводки, было мало. Такие темпы размножения оказались ниже возможностей вида поддерживать численность на прежнем уровне. И остались от недавнего обилия скворцов лишь воспоминания. В 1985–1986 годах в некоторых донских селах, станицах и хуторах не видели этих птиц даже весной.
Но самцы и в такую годину не изменяли своих повадок. В 1979 году я наблюдал за небольшой колонией скворцов в маленьком, всего в полсотни квадратных метров дворике трансформаторной подстанции. По углам этого дворика стояли четыре бетонных столба, в каждом из которых гнездилась скворчиная семья. Май того года был засушливым, и скворцам ни искупаться, ни напиться негде было. 23 мая из всех гнезд вылетели птенцы, а через два дня на каждом столбе уже пел его прежний владелец. Все они сразу принялись за дело: быстренько выбросили из нежилых помещений кое-какую ветошь, начали рвать свежие травинки полыни, тысячелистника, чтобы подновить гнезда. Всю четверку одолевало одинаковое любопытство: как только один из соседей, оборвав пение, спускался на землю, кто-нибудь из троих заглядывал в его столб. Хозяин беззлобно изгонял гостя, а в эти мгновения в его столб заглядывал другой сосед. И это создавало впечатление, что каждый из четырех переживает: вдруг к нему уже прилетела, а моей все нет.
Самка прилетела только к одному. Певческий азарт и строительная старательность остальных слабели с каждым днем, и как-то незаметно вся троица исчезла из дворика. А новая семья воспитала всего двух скворчат. Вернее, сделала это мать, так как отец исчез за неделю до вылета птенцов.
До перенаселения, конечно же, в те годы не дошло. И хотя скворцов было великое множество, они не изменили родовым требованиям к устройству гнезд. Ни одна пара не построилась открыто, подобно тому, как строятся на ветках домовые воробьи. Подходящих мест было достаточно: скворечники и дуплянки, норы и трещины в береговых обрывах, щели и дыры в зданиях. Лишь изредка самцы выбирали что-нибудь необычное. В заповеднике «Галичья гора» стоит над Доном небольшая дубрава, в которой ни одного больного дерева, и дятлам там негде вырубить ни гнездовое, ни зимовальное дупло. Но одной паре это место все же приглянулось: дятел-новосел пробил дыру в дощатой обшивке дома. Однако там была провальная пустота, новоселье не состоялось, и дятлы покинули заповедник. Дыру тут же обнаружил бездомный скворец, осмотрел внутри просторное помещение, затащил туда немного ветоши и куриных перьев и запел, зазывая самку.
А когда зоологи попробовали вместо дощатых скворечников и дуплянок развешивать на деревьях бутылочные тыквы, скворцы, нигде и никогда не видевшие подобных гнездовий, занимали их нарасхват.
Скворца не смущает, если облюбованные им дупло или домик кем-то уже обжиты. С воробьями он вообще не считается. В два счета выселяет синиц и удодов. В годы скворчиного процветания приходилось не раз находить под дуплами больших пестрых дятлов выброшенные кем-то их яйца. Потом из тех дупел скворчата вылетали. Однажды мне удалось стать свидетелем борьбы скворцов за дупло дятлов, в котором уже были яйца. Дупло дятлов было в толстом стволе старой осины, стоящей на краю оврага в тихом лесном урочище. Солнце клонилось к закату, в оврагах уже лежала сплошная тень, а около дупла шло настоящее сражение, которое, судя по поведению птиц, началось давно. Дятел-самец самоотверженно защищал дом, в который старалась прорваться скворчиха. Ни скворец, ни самка дятла в нападении и защите никакого участия не принимали. Скворец безумолку пел, стоя на ветке чуть повыше дупла, а хозяйка этого дупла смотрела с соседнего дерева на все происходящее со странным равнодушием.
Захватчица не скрывала своих намерений и лезла к дуплу с такой наглостью, что дятел то закрывал вход своим телом, разворачивая для устрашения оба черно-белых крыла, то, не выдержав, бросался на скворчиху, стараясь ударить ее клювом на лету. Но та, ловко уворачиваясь от преследования, летала вокруг ствола, петляла среди ветвей, норовя с лета проскочить в дупло. Тут и дятел показал, что умеет летать не хуже, по-синичьи лавируя в кроне и всякий раз оказываясь у входа раньше скворчихи. В тот вечер скворцы так и улетели, не став владельцами дупла. Однако в конце июня из него вылетели не пестроперые дятлята, а коричневые скворчата.
Через несколько лет, проводя неподалеку от того урочища наблюдения за гнездовой жизнью белоспинных дятлов, я увидел, как скворец приступает к захвату чужого жилья. Это был холостяк из тех лесников, которые почему-то не признают скворечников. У дупла белоспинных он появился так уверенно, будто прилетел к старым знакомым, и тут же попытался проникнуть внутрь. Но в дупле была самка. Столкнувшись клюв в клюв с хозяйкой, он перелетел на соседнее дерево и, усевшись против дупла, запел. Посмотреть со стороны — заглаживает пересмешник свою бестактность песней. А мне в его зазывном свисте послышалось иное: желание сообщить той, которая еще не подыскала себе пару, что жилье есть. Владельцев жилья он не принимал всерьез. Но те не были простачками: сменяя друг друга в дупле, они ни на секунду не оставляли его без присмотра. Скворец пел, улетал куда-то, возвращался снова, заглядывал в дупло и при самом дятле, как бы недоумевая, почему еще не освободили помещение, пел рядом. До открытой драки или даже небольшой ссоры дело ни разу не доходило. Но на призывы скворца никто не откликнулся, и он улетел с холостяцкой компанией, собравшейся из таких же, как сам, неудачников.
