Редьярд Киплинг - Книги джунглей
— Малыш говорит правду, — сказал он. — Все это они сделали прошлой ночью, и я насчитал семьдесят тропинок, пересекающих реку. Смотри, сахиб, вот тут ножное кольцо Падмини сорвало кору с дерева! Да, она также была здесь.
Охотники посмотрели друг на друга, потом вверх и вниз и подивились, ибо нрава слонов не понять человеку — ни белому, ни чёрному.
— Сорок пять лет, — сказал Мачуа-Апа, — я ходил за своим владыкой, слоном, но в жизни не слыхивал, чтобы дитя человека видело то, что видело это дитя. Клянусь всеми богами гор, это… но что мы можем сказать? — и он покачал головой.
Когда они вернулись в лагерь, настало время ужинать. Петерсен-сахиб поел один в своей палатке, но приказал отпустить лагерю двух баранов, домашнюю птицу, а также двойной паёк муки, риса и соли, — ведь он знал, что сегодня будут пировать.
Большой Тумай спешно вернулся в горы из равнинного лагеря за своим сыном и своим слоном, а теперь, отыскав их, смотрел на них с каким-то страхом.
И был пир при ярком свете лагерных огней, перед рядами слоновых загонов, и Маленький Тумай был героем дня, и рослые смуглые ловцы слонов, следопыты, погонщики, канатчики и люди, знавшие все тайны обуздания самых диких слонов, передавали мальчика друг другу и мазали ему лоб кровью, взятой из груди только что убитого лесного петуха, чтобы все знали, что Маленький Тумай — лесной человек, коренной житель джунглей, посвящённый во все их тайны.
И под конец, когда пламя погасло и слоны при свете рдеюших головешек тоже казались залитыми кровью, Мачуа-Апа, глава всех загонщиков всех кхед и второе «я» Петерсена-сахиба, Мачуа-Апа, который за сорок лет ни разу не видел дороги, проложенной человеком, Мачуа-Апа, который был так велик, что назывался не иначе, как Мачуа-Апа, вскочил на ноги, держа Маленького Тумая высоко над головой, и крикнул:
— Слушайте, братья мои, слушайте и вы, владыки мои, в загонах, ибо я, Мачуа-Апа, говорю! Этот малыш будет теперь называться не Маленьким Тумаем, но Слоновым Тумаем, как звали его прадеда до него. То, чего не видел ни один человек, он видел в течение всей долгой ночи, и к нему благосклонны слоновый народ и боги джунглей. Он станет великим следопытом. Он станет более великим, чем я, даже я, Мачуа-Апа. Он пойдёт по новому следу, и по старому следу, и по смешанному следу, — и глаза его будут ясны. Он не повредит себе в кхеде, когда побежит под брюхами слонов, чтобы вязать канатами диких бивненосцев, и если он поскользнётся у ног нападающего слона, этот слон будет знать, кто он, и не раздавит его. Айхай! Владыки мои в цепях, — он промчался, кружась, вдоль ряда загонов, — вот малыш, видевший ваши пляски в ваших потаённых убежищах, — зрелище, которого не видел ни один человек! Почтите его, владыки мои! Салам каро[52], дети мои. Приветствуйте Слонового Тумая! Ганга Паршад, ахаа! Хира Гадж, Бирчи Гадж, Катар Гадж, ахаа! Падмини, ты видела его на пляске, и ты тоже, мой Кала-Наг, жемчужина среди слонов! Ахаа! Все вместе! Слоновому Тумаю! Барао!
И при этом последнем диком крике все слоны подняли хоботы, коснувшись их кончиками своих лбов, и протрубили полный салют — оглушительный, громовый раскат, которым приветствуют одного лишь вице-короля Индии — саламат кхеды.
Но всё это было в честь Маленького Тумая, видевшего то, чего до него не видел ни один человек,— пляску слонов ночью в сердце гор Гаро!
Шива и кузнечик
Колыбельная, которой мать убаюкивала маленького братишку Тумая
Шива, питающий нивы и ветру велящий дуть,В дверях Времён восседая, Мир отправляя в путь,Каждому выдал пищу, работу, судьбу, черёд,От короля на престоле до нищего у ворот.
Он создал всё — Шива-Созидатель,Всемогущий! Всемогущий! Создал всё!Горб даровал Верблюду, Корове — душистый стог,А маме — бессонное сердце, чтоб сладко ты спал, сынок!
Пшеницу он дал Богатым и просо дал Беднякам,Объедки назначил он дервишам, блуждающим тут и там,Для коршуна создал падаль, для тигра — быков и телят,И кости — для жадных ночных шакалят, что за стеной скулят.И к высшим тварям, и к низшим он равно был справедлив.Парвати[53] следила за дележом, дыхание затаив:Над мужем хотелось ей подшутить, его слегка обмануть —Кузнечика-крошку стащила она, спрятав к себе на грудь.
Об-ма-нут был Шива-Созидатель.Всемогущий! Всемогущий! Убедись:Рост он Верблюду выдал, Корове — бодучий рог!Но Кузнечик-то был мельчайшим из Мелких, маленький мой сынок!
Когда завершилась раздача, спросила она смеясь:«А нету ли здесь голодных, о Ртов миллионных Князь?»
В ответ усмехнулся Шива: «Я думаю, каждый сыт —И даже малыш, который у сердца Парвати скрыт!»Плутовка Парвати смахнула Кузнечика на песок,Заметив, что он, Мельчайший, мельчайшенький грыз листок!Заметила, устрашилась, взмолилась тому, кто могДля каждого из созданий насущный создать кусок:
Он создал всё — Шива-Созидатель.Всемогущий! Всемогущий! Создал всё:Горб даровал Верблюду, Корове — душистый стог,А маме — бессонное сердце, чтоб сладко ты спал, сынок![54]
СЛУГИ КОРОЛЕВЫ
(перевод А. Колотова)
Как хотите — так решайте, но, решив за дело браться,Знайте, способ братца Твидли не таков, как Твидли-братца.Так ли, этак ли, иначе, а тем паче по старинке,Знайте: способ Винки-братца не похож на братца Винки![55]
Целый месяц шёл дождь, заливая лагерь, где собрались тридцать тысяч вооружённых мужчин и тысячи верблюдов, слонов, лошадей, волов, мулов. Все они собрались в местечке под названием Равалпинди по приказанию вице-короля. Вице-король Индии принимал с визитом эмира афганского.
Эмир взял с собой свиту в восемьсот всадников. Никогда прежде не видели они лагеря, тем более паровоза. По приказанию своего дикого повелителя явились они откуда–то из глубины Центральной Азии, из очень дикой страны, — совсем дикие люди и совсем дикие лошади. Каждую ночь в лагере что–то происходило. Или табун этих лошадей срывался с привязи и в кромешной тьме носился по лагерю, сметая всё на своём пути, или верблюды вырывались на свободу и бегали, спотыкаясь о растяжки, — словом, вы представляете, как это было приятно для людей, тщетно пытавшихся уснуть. Моя палатка стояла в стороне от верблюжьих троп, и я считал себя в безопасности, но однажды ночью кто–то сунул ко мне голову и крикнул:
