Редьярд Киплинг - Книги джунглей
— Последи за ним, если он начнёт беспокоиться ночью, — сказал Большой Тумай Маленькому Тумаю, а сам ушёл в хижину и заснул. Маленький Тумай также чуть было не заснул, но вдруг услышал, что кокосовая верёвка лопнула с треском, и Кала-Наг выплыл из загона так же медленно и бесшумно, как облако из устья долины. Маленький Тумай топотал сзади него босиком по дороге, освещённой лунным светом, и приглушённо кричал:
— Кала-Наг! Кала-Наг! Возьми меня с собой, о Кала-Наг!
Слон бесшумно обернулся, сделал три шага назад, к ребёнку, облитому лунным светом, опустил хобот, поднял мальчика к себе на шею и, прежде чем Маленькии Тумай успел распрямить колени, скользнул в лес.
Взрыв бешеных трубных звуков раздался из затонов, потом всё погрузилось в молчанье, и Кала-Наг тронулся. По временам заросли высокой травы с шорохом лизали его бока, как волна лижет бока корабля, по временам лозы дикого перца скребли по его спине или бамбук трещал от прикосновения его плеча; но всё остальное время он двигался совершенно бесшумно, пробираясь через дремучий лес Гаро, словно через клубы дыма. Он поднимался на гору, и Маленький Тумай не мог понять, в каком именно направлении, хотя смотрел на звезды, сиявшие в просветах между деревьями.
Кала-Наг добрался до гребня перевала, остановился на минуту, и Маленький Тумай увидел под собой на пространстве многих миль вершины деревьев, пятнистые и мохнатые при лунном свете, и голубовато-белый туман над рекой в котловине. Тумай наклонился вперёд, всмотрелся и почувствовал, что лес не спит под ним, — не спит, полон жизни и живых существ. Большая коричневая летучая мышь, питающаяся фруктами, пронеслась у него над ухом, иглы дикобраза прошуршали в чаще, и мальчик услышал, как во мраке между стволами деревьев кабан усердно рыл сырую, тёплую землю и, роя, хрюкал.
Потом ветви снова сомкнулись над его головой, и Кала-Наг начал спускаться в долину, — теперь уже не тихо, а стремительно, как сорвавшаяся пушка катится с крутого склона. Огромные ноги его двигались ритмично, как поршни, с каждым шагом покрывая восемь футов, а морщинистая кожа на коленях шуршала. Подлесок с обеих сторон от него трещал, как рвущаяся парусина, молодые деревца, гнувшиеся справа и слева под напором его плеч, снова выпрямлялись и хлестали его по бокам, а громадные перепутанные кисти ползучих растений висли на его бивнях, когда он мотал головой из стороны в сторону, расчищая себе путь в лесной чаще. Тут Маленький Тумай приник к огромной шее, опасаясь, как бы раскачавшаяся ветка не сбила его на землю, и ему захотелось вернуться назад, в лагерь.
Вскоре трава перешла в трясину, и ноги Кала-Нага погружались в неё и хлюпали, когда он ступал ими, а ночной туман, лежавший на дне долины, повеял холодом на Маленького Тумая. Послышался всплеск, топот, журчанье текущей воды, и Кала-Наг пошёл по руслу реки, нащупывая себе путь на каждом шагу. Среди шума воды, бурлящей вокруг ног слона, Маленький Тумай различал другие отдалённые всплески и трубные звуки — громкое ворчанье, сердитое фырканье, — и весь туман вокруг него кишел плывущими волнистыми тенями.
— Ай! — промолвил вполголоса Маленький Тумай, стуча зубами. — Нынче ночью слоновый народ гуляет. Значит, будет у них пляс.
Кала-Наг вылез на берег, расплёскивая воду, продул свой хобот и снова начал подниматься в гору; но теперь он был не один, и ему не пришлось расчищать себе дорогу. Она лежала, протоптанная на шесть футов в ширину, прямо перед ним, и смятая лесная трава на ней пыталась оправиться и выпрямиться. Множество слонов, наверное, прошли этим путём всего несколько минут назад. Маленький Тумай оглянулся и увидел, что сзади него громадный дикий бивненосец с крошечными свиными глазками, рдевшими, как горячие угли, выбирается на берег из реки, окутанной туманом. Тогда деревья снова сомкнулись, а слоны всё шагали вверх и вниз, и со всех сторон слышались трубные звуки, треск и хруст ломающихся ветвей.
Наконец Кала-Наг остановился на вершине горы между двумя древесными стволами. Они стояли в кругу деревьев, окаймлявших пространство в три или четыре акра, с неправильными очертаниями, и Маленький Тумай увидел, что на всём этом пространстве земля утоптана и тверда, как кирпичный пол. Несколько деревьев росло в середине поляны, но кора была содрана с них, и белая древесина блестела, как полированная, при лунном свете. Ползучие растения свисали с верхних ветвей, и чашечки цветов на лианах — огромные, белые, точно восковые колокольчики, похожие на вьюнки, — свешивались в глубоком сне; но на самой поляне не росло ни былинки — земля была вся вытоптана. При лунном свете всё это казалось железно-серым, исключая тех мест, где стояли слоны: тени их были чёрные, как чернила. Маленький Тумай смотрел, затаив дыхание, и глаза вылезали у него на лоб, а в это время всё больше, и больше, и больше слонов выплывало на открытое пространство из-за деревьев. Маленький Тумай смог насчитать только десять слонов и принялся снова и снова пересчитывать их по пальцам, пока не перепутал десятки и голова у него не закружилась. Он слышал, как они шуршали в подлеске, за пределами поляны, продираясь в чаще к вершине горного склона, но едва слоны попадали в круг древесных стволов, они начинали двигаться, как призраки.
Тут были дикие самцы с белыми бивнями, осыпанные упавшими листьями, орехами и сучками, застрявшими в морщинах на их шеях и в складках их ушей; тут были толстые, неповоротливые слонихи с беспокойными маленькими розовато-чёрными слонятами, всего трёх или четырёх футов ростом, бегающими под брюхами матерей; молодые слоны, очень гордившиеся своими бивнями, которые недавно начали прорезываться; тощие, костлявые холостые слонихи-старухи, беспокойные, со впалыми щеками и хоботами, похожими на толстую кору; буйные, дикие старые слоны, испещрённые от плеч до боков громадными рубцами и шрамами — следами былых сражений — и лепёшками засохшей грязи, свисающими с их плеч, — следами одиноких купаний в трясине; был здесь также один слон со сломанным бивнем и шрамом от сокрушительного удара страшных тигровых когтей, избороздивших ему бок.
Они стояли голова к голове, или ходили взад и вперёд по площадке парами, или покачивались и переваливались с боку на бок в одиночестве, — десятки, много десятков слонов.
Тумай знал, что, пока он будет смирно лежать на шее Кала-Нага, с ним ничего не случится, ибо даже во время бешеной гонки и свалки в кхеде дикий слон не станет хватать хоботом и стаскивать человека с шеи ручного слона, а здешние слоны не думали о людях в эту ночь. Один раз они вздрогнули и насторожили уши, заслышав звон ножных кандалов в лесу, но это была Падмини — любимая слониха Петерсена-сахиба; с оборванной цепью она, ворча и пыхтя, взбиралась на гору. Должно быть, она сломала загородку и пришла прямо из лагеря Петерсена-сахиба. Маленький Тумай увидел и другого, незнакомого слона с глубокими бороздами от канатов на спине и груди. Он также, наверное, убежал нз какого-нибудь лагеря в окрестных горах.
